Ночная дорога

Сколько они там пробыли? Минуту? Час?

В палату вошел капеллан, но не один, с какой-то женщиной в синем костюме, державшей в руке папку с зажимом.

— Вы хотели бы увидеть дочь? — спросил капеллан.

Джуд посмотрела в его глаза и увидела слезы; этот незнакомец переживал ее горе, и до ее сознания наконец дошла жестокая правда.

— Да, — сказал Майлс, и тогда она в первый раз подумала о муже, о его боли. Взглянув на него, она увидела, что он тоже плачет.

Какие они все ранимые! Кто об этом подозревал? Во всяком случае, не она. До этой минуты, когда она потянулась к руке мужа, она считала себя сильной женщиной. Даже властной. И удачливой.

Они вместе пошли сначала по одному коридору, затем по другому, пока не достигли последней двери по правой стороне. Вдалеке от остальных больных. Естественно.

Майлсу хватило сил открыть дверь, хотя, откуда они у него взялись, Джуд не представляла.

Комната была ярко освещена, что удивило Джуд; почти все предметы в ней были из нержавеющей стали. А еще здесь было шумно из-за работающих приборов, которые мерно гудели. На компьютерном мониторе по черному полю бежали кривые линии.

— Слава богу, — прошептала Джуд. Она ошиблась. Когда прозвучало «примите мои соболезнования», она не так поняла. Миа жива. Ее доченька здесь, такая же красивая, как всегда, ровно дышит. — С ней все в порядке.

Женщина с папкой шагнула вперед:

— Вообще-то нет. Мне очень жаль. Это называется «мозговая смерть», и я могу…

— Не надо, — сказал Майлс так резко, что женщина побледнела. — Я знаю, зачем вы здесь и сколько у нас времени. Я поговорил с доктором Адамсом. Мы согласимся. Просто оставьте нас одних.

Женщина кивнула.

— Согласимся с чем? — Джуд посмотрела на Майлса. — Выглядит она прекрасно. Небольшие синяки, но… посмотри, как она дышит. И цвет лица хороший.

Глаза Майлса налились слезами.

— Это аппаратура, — сказал он ласково. — Ее тело поддерживается в живом состоянии, но ее мозг… нашей Мии… больше нет.

— Она выглядит…

— Поверь мне, Джуд. Ты же знаешь, я бы за нее сражался, если бы… наша девочка была здесь, с нами.

Она не знала, как ему поверить. Все внутри ее кричало, что это несправедливо, неправильно, что это ошибка. Она начала отстраняться, качая головой, но Майлс не отпускал ее от себя. Он прижал ее к своей груди так крепко, что она не могла шевельнуться.

— Ее больше нет, — прошептал он ей на ухо.

Она громко кричала, вырывалась, повторяла «нет, нет, нет», а он все равно прижимал ее к себе. Она плакала, пока тело ее не обмякло, опустошенное, только тогда он ее отпустил.

Она подошла, как на деревянных ногах, к дочери.

Миа лежала, окруженная приборами, проводами и капельницами. Она выглядела вполне здоровой. Казалось, в любую секунду она может очнуться и сказать: «Hola, Madre».

— Привет, Мышка, — сказала Джуд, ненавидя себя за то, что ее голос дрогнул на привычном прозвище. — Ей нужна собачка Дейзи. Почему мы ее не принесли?

Майлс подошел к жене.

— Привет, малышка, — сказал он и сломался.

Джуд хотелось его успокоить, но она не смогла.

— Когда я с ней говорила в последний раз, то сказала, что не прощаю. О Боже, Майлс…

— Не нужно, — просто сказал он.

Если бы рядом не было Майлса, державшего ее за локоть, она бы рухнула рядом со своей девочкой, которая, казалось, мирно спала. Джуд помнила, как представляла, какая она будет еще до того, как увидела дочку, как часто разговаривала со своими еще не рожденными двойняшками, которые плавали в ее раздутом животе, словно пара крошечных рыбок, вместе, всегда вместе…

Теперь Зак будет один. Единственный ребенок.

Как же ему об этом сказать?

* * *

Мир, словно окутанный пузырчатой оберткой, остался где-то далеко. Джуд сосредоточилась только на одном, на своей дочери. В течение следующего часа Майлс обзванивал друзей и родственников. Джуд слышала слова, которые раньше не имели для нее никакого смысла. Органы. Сердце. Роговица. Кожа. Спасение чьих-то жизней. Она кивала, подписывала бумаги, ни на кого не смотрела и ничего не говорила. Люди толкали ее, отпихивали, проводя тесты над Мией. Несколько раз Джуд огрызалась, требуя от них осторожного обращения с дочерью. Это все, что она могла теперь сделать. Она напоминала им, что Миа боится щекотки, поет фальшиво, хотя все время мычит какие-то мелодии, и не любит холода.

Казалось, ее никто не слушал. Все выглядели очень печальными и говорили тихими голосами, чуть ли не шепотом. В какой-то момент к ней приблизился капеллан и, уведя от кровати, попытался ее утешить заученными словами. Она оттолкнула его локтем и кинулась обратно к Мии.

— Я здесь, Мышка, — сказала она. — Ты не одна.

Она стояла там, пока ей позволяли, совершенно неподвижно, шепча слова любви, рассказывая истории и стараясь запомнить до мельчайших подробностей все о Мии.

В конце концов к ней подошел Майлс. Когда это произошло, она понятия не имела.

— Джуд, — сказал он, а она даже не подозревала, что он несколько раз звал ее, даже, может быть, переходил на крик.

Она оторвала взгляд от Мии и повернулась к мужу.