Джуд понимала, что нужно подойти к сыну, быть рядом с ним, но она никак не могла отпустить руку Мии, двинуться с места. Если бы она ее отпустила, то рассталась бы с Мией навсегда, а мысль о подобной потере была невыносима, поэтому она гнала ее прочь.
— Она… умерла? — спросил Зак.
— Врачи сделали все, что могли. Повреждения оказались слишком серьезные.
Зак начал срывать с глаз повязки.
— Мне нужно ее увидеть…
Майлс крепко обнял сына.
— Не делай этого, — сказал он, и оба заплакали. — Она здесь. Мы знали, что ты захочешь попрощаться. — Он подвел своего обожженного, перебинтованного сына к каталке, где лежала его сестра, стянутая бинтами, укрытая белой простыней, подключенная к аппаратуре на колесиках.
Зак ощупью нашел руку сестры. Как всегда, их руки подошли друг другу, словно детали пазла. Он наклонился вперед, коснувшись забинтованной головой тела сестры, и прошептал ее детское прозвище «Мышка», сказав еще что-то, чего Джуд не поняла; наверное, это было слово из далекого прошлого, до сих пор позабытое, слово из их языка, на котором говорили только эти двойняшки. В детстве болтал только один Зак, и за себя, и за сестру, и вот теперь все повторялось.
В дверь постучали.
Майлс, взяв сына за плечи, оторвал его от каталки.
— Ее сейчас увезут, сынок.
— Не оставляйте ее в темноте, — прохрипел Зак. — Это не я боялся темноты. Это она боялась. — Голос его дрогнул. — Просто не хотела признаваться.
При этом напоминании о том, кем они были — двойняшками, — Джуд лишилась последних крох смелости.
Джуд крепко сжала руку Мии, удерживая дочь столько, сколько ей позволили.
Майлс и Зак обступили ее с двух сторон, поддержали. Вся семья, сколько их осталось.
Снова раздался стук в дверь.
— Джуд, — сказал Майлс, повернув к ней мокрое от слез лицо. — Пора. Ее больше нет.
Джуд знала, что должна делать, знала, чего они все ждут. Она бы скорее вырвала свое сердце, но выбора у нее не было. Она выпустила руку дочери и отступила.
13
Джуд сидела на корточках в коридоре возле двери в операционную. В какой-то момент она споткнулась, упала на холодный линолеум, да так и осталась лежать, прижав щеку к стене. Она слышала, как вокруг ходят люди, мечутся от одного больного к другому. Иногда кто-то останавливался, заговаривал с ней. Она смотрела в их лица — хмурые, сочувствующие, рассеянные — и пыталась понять, что ей говорят, но не могла. Просто не могла. Она дрожала от холода, перед глазами стоял туман, и слышала она лишь биение собственного сердца, которое словно не хотело биться.
В голове бесконечно крутились только эти слова.
— Джудит!
Она с трудом повернулась, увидела мать, высокую и прямую, с безукоризненно уложенной седой головой, в безупречном костюме. Ей сказали, что мать уже несколько часов находится в больнице. Каролина несколько раз пыталась заговорить с Джуд, но разве могли помочь какие-то слова чужого человека?
— Позволь тебе помочь, Джуд, — сказала мать. — Нельзя же сидеть в коридоре. Я принесу тебе кофе. Еда поможет.
— Еда не поможет!
— Совсем необязательно кричать, Джудит. — Мать оглянулась, посмотрев, не стал ли кто свидетелем подобного взрыва. — Идем со мной. — Она протянула руку к дочери.
Джуд сжалась и плотнее забилась в угол.
— Я в порядке, мама. Просто оставь меня в покое, ладно? Найди Майлса. Или навести Зака. Я в порядке.
— Совершенно очевидно, что ты не в порядке. Думаю, тебе следует все-таки поесть. Ты провела здесь семь часов.
Джуд уже тошнило от людей, говоривших ей одно и то же. Можно подумать, еда в желудке могла заполнить пустоту в сердце.
— Ступай, мама. Спасибо, что пришла, но мне нужно побыть одной. Ты все равно не поймешь.
— Не пойму? — переспросила Каролина и добавила: — Что ж, отлично! — Она опустилась на колени рядом с дочерью.
— Что ты делаешь?
Каролина преодолела последний дюйм и села на холодный линолеум.
— Сижу рядом со своей дочерью.
Джуд почувствовала укол вины — несомненно, это был один из жестов со стороны Каролины, способ заставить Джуд подчиниться ее воле. В любое другое время прием сработал бы, Джуд покорно вздохнула бы и поднялась с пола, исполняя просьбу матери. Но сейчас ей было все равно. Она не собиралась покидать этого места, пока за ней не придет Майлс.
— Не стоит тебе здесь сидеть, мама. Пол холодный.
Мать посмотрела на нее, и в ее взгляде читалась невыносимая печаль.
— Мне и раньше случалось мерзнуть, Джудит Энн. Я остаюсь.
Джудит пожала плечами. Все это было для нее слишком. Она сейчас вообще не могла ни о чем думать, тем более о матери.
— Как хочешь, — устало сказала она, но едва вырвались эти слова, как она тут же пожалела о сказанном. Как может пара слов вернуть тебе ребенка из прошлого? Она вспомнила до мельчайших деталей Мию в тринадцать лет: брекеты на зубах, прыщи, неуверенность и на любой вопрос один ответ: «Как хочешь…»
Джуд закрыла глаза, вспоминая…
— Джуд!
Она растерянно подняла голову, услышав собственное имя. Сколько она здесь просидела? Огляделась по сторонам… Мать дремала рядом.