— Ты уже начала заниматься по программе колледжа? — поинтересовалась Ева, убирая прядь с глаз.
— Нет.
— Ты ведь можешь получить диплом прямо здесь. Как планировала.
— Думаю, бывшим заключенным трудно попасть на юридический факультет. — Лекси сникла, сидя на стуле, чувствуя себя побежденной под натиском одиночества. Все это она уже проходила раньше, находясь на попечении чужих людей. Тогда она все ждала и ждала, когда же придет мама, но каждый раз испытывала разочарование. Единственный способ выжить — перестать надеяться. Перестать ждать.
Ева стала для Лекси тем, кем не стал никто другой. «Мы семья», — сказала в тот первый день Ева, теперь уже в далеком прошлом, когда они только познакомились, и это стало правдой.
Теперь очередь Лекси. Если она не освободит Еву сейчас, то тетя останется здесь, связанная с этим ужасным местом необходимостью приходить на свидания в разрешенные дни.
— Тебе надо уехать во Флориду, — вдруг сказала Лекси, словно очнувшись от своих мыслей.
Ева замолчала на полуслове. А Лекси и не заметила, что тетя что-то рассказывала ей.
— Что это значит? Я не могу тебя бросить.
Лекси потянулась через стол, взяла тетю за руки.
— Я пробуду здесь больше пяти лет. И я знаю, что ты очень хочешь переехать к Барбаре — этот дождливый климат совершенно не годится для твоих суставов. Ты заслуживаешь счастья, Ева. В самом деле.
— Не говори так, Лекси.
У Лекси пересохло в горле. Она знала, что должна сделать, чтобы Еве ничего другого не оставалось, как уехать.
— Я больше не выйду к тебе на свидание, Ева. В следующий раз не приезжай ко мне, все равно бесполезно.
— Но, Алекса…
В этом тихо произнесенном имени прозвучало все — и сожаление, и разочарование, и горечь потери, — и ей было больно слышать его, но еще больнее сознавать, что она отталкивает единственного человека на свете, который ее любил. Но это она делала ради Евы.
Наверное, так и нужно поступать, когда любишь?
— Когда отсюда выйду, то приеду к тебе во Флориду, — сказала Лекси.
— Я не позволю тебе так поступить, — сказала Ева, и на глаза ее навернулись слезы.
— Нет, это я не позволю тебе так поступить, — сказала Лекси. — Уступи мне на этот раз, Ева. Прошу тебя. Позволь позаботиться о тебе. Это все, что я могу сделать.
Ева долго молчала, потом наконец вытерла глаза и сказала:
— Я буду писать тебе каждую неделю.
Лекси кивнула.
— И пришлю фотографии.
Они продолжали разговаривать, стараясь высказать как можно больше, чтобы было потом о чем вспомнить. Но время вышло, и Ева собралась уходить. За этот час она как будто еще больше постарела. И Лекси поняла, что правильно поступила.
— До свидания, Алекса, — сказала Ева.
Лекси в ответ кивнула.
— Спасибо за… — и не смогла договорить.
Ева притянула ее к себе и крепко обняла.
— Я люблю тебя, Алекса, — сказала она.
Лекси дрожала.
— Я тоже тебя люблю, Ева.
Ева смотрела на нее блестящими от слез глазами.
— И запомни одно: я знала твою маму. Ты совершенно на нее не похожа, слышишь? И не позволяй этому месту изменить себя.
С этими словами она ушла.
Лекси долго смотрела вслед тете, пока та не скрылась из виду, а потом покинула комнату свиданий и вернулась к себе в камеру. Но она не пробыла там и сорока минут, как появилась надзирательница и остановилась на пороге.
— Бейл, собирай вещи.
Лекси сгребла в кучу свои скудные пожитки — туалетные принадлежности, письма, фотографии — и бросила все в мятую обувную коробку, затем последовала за надзирательницей в главный блок тюрьмы.
Вокруг топали заключенные, выкрикивая ее имя. В здании из стали и бетона шум становился невыносимым. Лекси не поднимала глаз, шла, прижимая к груди свои вещички.
Внезапно женщина остановилась.
Дверь камеры прямо перед ними громко загудела, щелкнула и открылась.
Сопровождающая отошла в сторону.
— Заходи, Бейл. Будешь тут сидеть до конца срока.
Лекси обошла огромную тюремщицу и заглянула в камеру, которой предстояло стать ее пристанищем на шестьдесят три месяца.
Бетонные стены были обклеены фотографиями, рисунками и журнальной рекламой. На нижней койке сидела грузная женщина, опустив широкие плечи и упершись в колени крупными руками с татуировкой. Смуглая, с длинными черными волосами с проседью, заплетенными в косы, с лицом, усеянным родинками, и с татуировкой на шее.
Дверь с лязгом закрылась.
— Я Лекси, — сказала она и, прокашлявшись для уверенности, добавила: — Бейл.
— Тамика, — представилась женщина удивительно красивым голосом. — Эрнандес.
— А!
— Мои детишки твоего возраста, — сказала Тамика, поднимая грузное тело с узкой кровати. Ни одна пружина при этом не пискнула — значит, кругом один бетон и сталь. Сделав шаг, она показала на потрепанную, затертую фотографию, прилепленную скотчем к стене. — Роузи. Я была ею беременна, когда угодила сюда. Хотя не знала об этом. — Тамика присела рядом с унитазом и скрутила сигарету. Закурив, она выдохнула дым в вентиляцию на стене. — А у тебя есть фотографии?
Лекси опустилась рядом с Тамикой на холодный пол, положила коробку с вещами и выбрала из пачки несколько снимков.