Ночная гостья

В таком случае пусть это будет лезвие бритвы. Но проблема в том, что нужно знать, как обращаться с бритвой. Многие самым жалким образом терпели неудачу, пытаясь использовать бритву на запястье. По сути, неудача подстерегала почти всех, ибо надрез делался недостаточно глубокий. Где-то там идет большая артерия, и всего-то и надо, что до нее добраться. Вены лучше не трогать. Вены только портят все дело и никогда не помогают осуществить задуманное. И потом, лезвие бритвы не так-то просто держать в руке, а ведь надо еще и прикладывать большое усилие, если уж твердо решил. Нет, она-то не потерпит неудачу. Те, с кем это случалось, именно неудачи и хотели. Ей же хотелось добиться своего.

Она подошла к шкафчику в ванной и принялась искать лезвия. Однако их там не оказалось. Бритвенный прибор Эда был на месте, так же как и ее прибор, но лезвий ни в одном из них не оказалось. Нигде не было и пакетика. Впрочем, это и понятно. Все эти вещи еще в прошлый раз были вынесены из дома. Однако это не проблема. Лезвия купить нетрудно.

Она вернулась на кухню и сняла со стены календарь. Против 23 сентября — дня рождения Эда — она написала букву «л» (лезвия). Было 9 сентября, и у нее оставалось ровно две недели, чтобы привести дела в порядок. Сделать же предстояло немало: оплатить старые счета, составить новое завещание, убраться в доме, позаботиться о счетах Билли за учебу на следующие четыре года, написать письма детям, родителям, матери Эда и так далее.

Но, как ни была она занята, эти две недели, эти четырнадцать долгих дней тянулись, на ее взгляд, чересчур медленно. Ей ужасно хотелось пустить в ход лезвие, и каждое утро она нетерпеливо подсчитывала оставшиеся дни. Она была точно ребенок, считающий дни, оставшиеся до Рождества. Ибо, куда бы ни отправился Эд Купер, когда он умер, даже если всего-навсего в могилу, ей не терпелось присоединиться к нему.

В самой середине этого двухнедельного срока в восемь тридцать утра к ней зашла ее приятельница Элизабет Паолетти. Анна как раз готовила на кухне кофе, и, когда прозвенел звонок, она вздрогнула, и вздрогнула снова, когда звонок опять прозвенел, на этот раз настойчивее.

Лиз стремительно вошла в дом, но обыкновению болтая без умолку.

— Анна, дорогая моя, мне нужна твоя помощь! В конторе все свалились с гриппом. Ты просто обязана у нас поработать! Не спорь со мной! Знаю, ты умеешь печатать на машинке, а заняться тебе совершенно нечем и ты только и делаешь, что хандришь. Надевай шляпу, бери сумочку и идем. Да быстрее, прошу тебя, быстрее! Я и так опаздываю!

— Уходи, Лиз. Оставь меня одну, — сказала Анна.

— Нас ждет такси, — настаивала Лиз.

— Прошу тебя, — сказала Анна, — не пытайся меня уговаривать. Я никуда не пойду.

— Пойдешь, — стояла на своем Лиз. — Возьми себя в руки. Закончились твои славные денечки мученичества.

Анна продолжала упираться, но Лиз сломила ее сопротивление, и в конце концов она согласилась пойти всего на несколько часов.

Элизабет Паолетти заведовала агентством по усыновлению, одним из лучших в городе. Девять ее сотрудников заболели гриппом. Кроме нее оставались только двое.

— Чем мы занимаемся, ты не имеешь ни малейшего представления, — говорила она в такси, — поэтому просто помогай нам чем можешь…

В агентстве царила суматоха. Одни телефонные звонки едва не свели Анну с ума. Она бегала из одной комнаты в другую и принимала телефонограммы, содержание которых было ей непонятно. А в приемной сидели молодые женщины с каменными лицами пепельного цвета, и в ее обязанности входило на машинке записывать их ответы на официальном бланке.

— Фамилия отца?

— Не знаю.

— Как это — не знаете?

— А при чем тут фамилия отца?

— Моя дорогая, если известен отец, тогда нам нужно получить его согласие, так же как и ваше, прежде чем можно будет предложить ребенка для усыновления.

— Вы в этом вполне уверены?

— Боже мой, если я вам говорю, значит, знаю.

В обед кто-то принес ей сэндвич, но съесть его было некогда. В девять часов вечера, уставшая, проголодавшаяся и в значительной степени потрясенная некоторыми приобретенными ею знаниями, Анна шатающейся походкой возвратилась домой, выпила чего-то крепкого, съела яичницу с беконом и отправилась спать.

— Я заеду за тобой завтра утром в восемь часов, — предупредила ее Лиз. — Ради бога, будь готова.

И с этого времени она оказалась на крючке.

Все произошло очень быстро.

Ей только это и нужно было с самого начала — интересная, трудная работа и множество проблем, которые требовалось решить, — чужих проблем, а не собственных.