Ночная Мышь, или Первый полет

Мелкое-Вредоносное-Создание тратило много сил на то, чтобы привлечь всеобщее внимание, но не прошло и пары лет, как в Нечаянном Лесу к нему привыкли и замечать перестали. Только самые робкие звери вздрагивали теперь, когда оно стреляло из пушечки, остальные же продолжали спокойно заниматься своими делами. Хотя и вздыхали по привычке: «Ну когда же это Создание наконец уймётся…»

Мелкое-Вредоносное-Создание стало для Нечаянного Леса привычной напастью, вроде весенних паводков и летнего комариного зуденья. Шалости, которые повторяются изо дня в день, — это такая скука…

Только единожды ему удалось снова оказаться в центре внимания. И то не по своей воле. Как-то раз в Нечаянный Лес залетела Сорока, чтобы прочесть его обитателям лекцию о воспитании детей. С детьми в Нечаянном Лесу неплохо справлялись и без чужих советов, но на лекцию пришли все, даже бездетные и одинокие звери. Сороку уважали, она знала невероятное множество умных, загадочных, совершенно непроизносимых слов. Ее ходили слушать для общего развития.

(Что такое общее развитие?… Ну, как тебе сказать… Это такое развитие, что вообще-то никому не нужно… Но в общем — всеми приветствуется).

В конце лекции, когда размякшие от обрушившейся на их головы премудрости слушатели всецело уверились, что с такими грандиозными познаниями, как у доктора Сороки, можно воспитать «по науке» даже личинку жука-короеда, кто-то из них вздохнул — вот бы нам Создание перевоспитать… — и рассказал историю Мелкого-Вредоносного от первой трещины на колокольчике до последней шалости.

Сорока разволновалась так, что даже перья на голове у неё стали дыбом. Она воскликнула «расизм!» и добавила что-то про дискриминацию (слушатели прилежно записали).

— Вы все невзлюбили бедное создание только потому, что у него синяя шёрстка. А ребёнку нужно самовыражение. Самовыражение и простор для творчества!

Ухватившись за эти мудрёные слова, доктор Сорока так разошлась, что прочитала ещё целую лекцию, обогатив Нечаянный Лес пятью новыми словами на «изм», смысл которых никто не понял даже приблизительно. Аплодировали ей стоя, а она скромно раскланивалась, покачиваясь на ветке, и шептала охрипшим голосом:

— He стоит благодарности, друзья мои, не стоит благодарности…

Дед Ёж проворчал:

— В мои-то годы шалунам сначала давали взбучку, а уже потом смотрели, синее у них брюшко или, к примеру, оранжевое…

Но его никто не услышал. (Старый Ёж был глуховат, и сорочье красноречие на него не действовало).

В тот вечер не было в Нечаянном Лесу норы или гнезда, где не обсуждали бы, как перевоспитать Мелкое-Вредоносное-Создание при помощи современных методов. Но поутру Сорока улетела, лекция забылась, а Создание как шалило, так и продолжало шалить, не обращая никакого внимания на то, что к нему теперь относятся с пониманием.

И все в Лесу сошлись на том, что оно, Создание, неисправимо и перевоспитанию не подлежит.

Глава 5, в которой Ночная Мышь получает подарки и даёт обещания

На следующее утро после того, как Икка едва не затопила домик с круглыми окнами, была суббота. И, наказав приёмной дочке никуда не отлучаться с Дальней Поляны, Верёвочный Заяц отправился за покупками в Базарный Овраг. Когда он вернулся домой, было уже за полдень. Летнее солнышко припекало вовсю. Мышь сидела на пригорочке около дома на перевёрнутом кверху дном Ночном Горшке, весело болтала лапками и плела венок из одуванчиков. Замечательное полуденное занятие.

Но при чём тут горшок, спросите вы? А при том. Это была не просто посудина, которая, так уж повелось, полагается каждому ребёнку, а Самый Любимый Горшок Ночной Мыши. Отправляясь погулять недалеко от дома, она всегда волокла его за собою следом или катила впереди. Зачем?

Ну, во-первых, он был большой — просто огромный, а крошке-мышке очень лестно владеть горшком, где она могла спрятаться целиком. (К слову сказать, Мышь была совершенно уверена, что Заяц назвал горшок Ночным именно в её честь, а как же иначе?!)

Во-вторых, он бы медный, блестящий, звонкий, не хуже нового колокольчика Печальной Икки. Как же эдакое чудо и не прихватить с собой?! Раз в неделю горшок для пущего блеска приходилось натирать песком, и Мышь — (а по правде говоря, она была порядочная лентяйка), эту работу выполняла с величайшей тщательностью.

В-третьих, на боку прекрасного горшка была выбита корона и какие-то хитрые вензеля, и кроха Мышь восседала на нем, точно на троне.

А в-четвёртых, было просто ужасно здорово сидеть на краешке собственного горшка, болтать лапками, щуриться от солнечного и медного блеска и напевать песенку. Например, такую:

Каждой мышке по горшочку,
Каждой кочке по цветочку,
Вот и будет — тили-бом
Всем на свете хорошо!