Выглядела она на удивление бодро и энергично для глубокой ночи, словно и не спала вовсе. Невысокая и стройная. Немного за тридцать. Бледное лицо без единой веснушки и морщинки, красивый миниатюрный нос, правильная линия губ и большие зеленые глаза, подведенные черным карандашом – мгновенно притягивали, как и распущенные светлые волосы, ниспадающие на спину и плечи, словно излучающие солнечные лучи, согревающие и указывающие спасительный свет в кромешной тьме.
Она быстро разобралась с бумажной волокитой, успокоила Лизу (и никаких упреков и криков), подошла к Виктору, протянула руку для рукопожатия, представилась (Анна Владимировна), поблагодарила его за благородный поступок и попросила никому не афишировать о случившемся, чтобы не было лишних проблем у детского дома.
– Анна Владимировна.
– Да, да, я слушаю.
– Я хочу поговорить с вами.
– На свидание зовете? – Она хихикнула. – Простите. Не умею шутить. Запишите номер. – Виктор записал. – Звоните. Договоримся о времени. И поговорим в кабинете. Один на один.
– Спасибо.
– Вам спасибо. – Анна Владимировна задумалась и предложила. – Давайте я вас подвезу? Я на служебном транспорте.
– Нет, не надо. Хочу прогуляться.
– Не лучшее время для прогулок.
– Не волнуйтесь. У вас и без меня много дел.
Виктор на прощание помахал рукой Лизе. Та не ответила. Ее глазки снова сияли и готовы были расплакаться.
Боже, это точно происходит со мной, подумал Виктор и пошел в сторону дома, твердо зная, что будет делать дальше.
Никаких сомнений.
***
Настя накормила детей сытным завтраком – омлет с кукурузными оладьями, – проводила в школу и когда вернулась домой, принялась за творческую миссию. И только витиеватые и ускользающие мысли стали складываться в предложения, как зазвонил домашний телефон. Звонила Ангелина Вячеславовна, театральный руководитель из местного Дворца Культуры, и попросила прийти для репетиции заключительной сцены. Настя не могла отказать Ангелине.
С Ангелиной Вячеславовной они поставили не одну пьесу. Пускай не очень популярные, зато душевные пьесы, после которых хотелось жить и верить в то, что добро и любовь витает повсюду, главное протянуть руки и пустить их в сердца.
– В какое время, Лина?
– В 13:00. Можешь позже. Молодые люди нынче не пунктуальны.
– Можешь поставить чайник в 12:45.
Ангелина Вячеславовна прыснула со смеха. Человек – праздник. Открытая, веселая, искренняя. Очень справедливая и честная, что для многих считалось плохим тоном, даже дерзостью. Если ей не нравилась пьеса, или платье, или костюм, Ангелина Вячеславовна не умасливала ложью правду, говорила прямо, в глаза собеседника. Коллеги обижались, руководство делали замечания, юные актеры и вовсе уходили со сцены со слезами на глазах. А она не понимала почему? Почему люди так реагируют на правду?
– Я чайник, милая, поставлю. Не переживай. Но во время нашего чаепития ты поведаешь мне о твоей маленькой тайне, о которой ты почему-то умолчала.
– О какой?
– Ты забыла, с кем разговариваешь? – Хохоток. – Я обо всем знаю. Обо всем, подчеркиваю. Не пытайся мне врать.
– Но откуда?
– Как откуда? Птичка одна напела. Ладно, не тревожься. Жду.
– Буду в 12:30.
И снова она засмеялась и сказала на прощанье:
– И почему ты такая милая? Пока, детка.
– До встречи.
Анастасия была благодарна Ангелине за поддержку, когда эта поддержка была ей необходима. Как воздух, чтобы дышать. Чтобы пережить ужас, обрушившийся на нее глухой стеной, когда автобус с театральной труппой – семнадцать девушек и юношей, два руководителя – замотало из стороны в сторону по заснеженной дороге, и выплюнуло на встречную полосу, по которой двигался фургон. Мгновение – и перевернутый автобус оказывается в кювете.
И всё как в тумане. Кто садился на холодную землю и загибался от боли, от многочисленных ушибов и переломов. Кто плакал, стирая с одежду свою и чужую кровь. Кто суетился, помогая выбраться другим. А кто лежал, спал мертвецким сном. И этот нечеловеческий вой, зажатой в железе девочки.
Удручающая статистика, которая неизменно перед Настиными глазами, как заголовок из газеты: «Три погибших, в том числе водитель, двое в тяжелом состоянии – очередная страшная авария на 351 километре трассы Пермь-Екатеринбург».
Анастасии повезло. Сотрясение мозга, без последствий. Разбитый висок. Перелом руки в двух местах. И гематомы на теле. Врачи говорили: «Ни одного поврежденного жизненно важного органа, счастливица».
Она так не думала.
Почему?
Хоронить двух пятнадцатилетних воспитанников в один день, к которым она была привязана и которых по-своему любила, и смотреть в глаза сломленных горем родителей, сама по себе неоперабельная рана сердца.
А знать, что еще две талантливые девочки тринадцати и четырнадцати лет, Виктория и Ева, остались инвалидами, это повод раз за разом вскрывать рану в груди и обвинить себя, хотя никакой вины со стороны Анастасии не было. Просто несчастный случай. Еще одна автомобильная авария, которая унесла и искалечила жизни людей. Водитель не справился с управлением.