Ночная сучка

Ночная Сучка решила требовать чего угодно – всего, чего угодно. Требовать, и все. Не сразу признавать, что это она по умолчанию должна готовить ужин, укладывать мальчика, убираться, оплачивать счета, покупать подарки, отправлять открытки, назначать встречи и следить за всем в одиночку. В конце концов, ведь у них в семье равноправие, правда? В конце концов, новое время, расширение прав и возможностей, феминизм и все такое, и она не воспользовалась ничем из этого, потому что, как она думала, у нее не было работы. Или, скорее, у нее не было работы, приносившей доход. По факту ее работа, ее материнский труд, наоборот, приносила расходы. Поскольку ее муж оплачивал ее жизнь, оплачивал ее право каждый день оставаться дома, полностью посвятить себя материнству и больше ничему, она чувствовала, с тех пор как оставила галерею, что больше ничего уже не вправе требовать. Он работал всю неделю, и она считала, что это слишком много, чтобы просить в выходные хотя бы шевельнуть пальцем, – потому что она автоматически обесценила свою работу с самого начала. Теперь она увидела, что виновата культура, говорившая ей: ну вот, теперь ты мама, вот и делай свое дело, честно говоря, совсем несложное; для любой другой работы ты, пожалуй, слишком глупа и неинтересна, занимайся уж хотя бы этой.

В тот вечер муж уложил их сына спать, и в следующий, и в следующий тоже. Споров не было. Конечно, возможно, в будущем все вернулось бы на круги своя, но сейчас она была полна такого восхищения, такой любви к этому человеку, без возражений готовому сделать все, о чем она просила, что ей самой хотелось иногда идти на уступки, но лишь потому, что он был прекрасен и она его любила, и в тот вечер, когда он спустился по ступенькам, она сказала ему: «спасибо». Она раскрыла объятия, и притянула его к себе, и поцеловала в шею, и вдохнула его запах.

Спасибо тебе огромное, сказала она.

Весь этот месяц она спала в гостевой комнате, в своей студии, когда муж был дома. Эта комната поглощала ее, и стоило ему вернуться с работы, как она исчезала, а муж и сын искали ее, носились по дому, спрашивали друг друга, куда делась мама.

Мне нужно время побыть одной, объяснила она ему в тот первый вечер. Время… наедине с собой.

Ночью, после того как вся ее семья засыпала, она бродила по залитым ночными чернилами улицам, по аккуратным грядкам на участках, пробиралась сквозь заросли кустов сирени, голая, растрепанная, испытывала силу своих мускулов, растягивалась, сворачивалась в этих зарослях, под качелями, между двумя незакрепленными, криво свисающими досками забора. Она обнюхала подозрительные ямы в земле, сунула голову в самые большие, измазала лицо грязью, набила в волосы траву. Она нашла протекающий кран у одного дома и напилась воды из лужи под ним. Она заметила полосатую кошку на ступеньках у закрытой двери другого дома и молниеносно помчалась к нему. Полосатая кошка зашипела и быстро побежала под крыльцо, а Ночная Сучка просунулась под него так далеко, как могла, и зарычала низко и хрипло.

Иди сюда, рычала она. Ты, сраная кошка, иди сюда.

Кошка не двигалась с места, ее глаза ловили лунный свет и вспыхивали в темноте крыльца желто-зелеными огнями.

По выходным, во время своих репетиций – поскольку она действительно считала их жизненно важной частью творческого процесса, развитием своей работы – она двигалась по окрестностям, следуя за темными созвездиями теней, покрывавших дворы и улицы. Она обнаружила мягкое пятно мха и как следует обвалялась в нем, ощутив его бархатную мягкость обнаженной спиной, грудью, бедрами. Она бродила по цветникам и обнюхивала каждый бутон, пробовала зеленые завитки листьев и стеблей, которые казались ей самыми привлекательными. Она помчалась к начальной школе за десять кварталов отсюда, чтобы ощутить запах детской площадки, чтобы, тяжело дыша и фыркая, нюхать землю в поисках случайных предметов: жевательной резинки, фантиков, бутерброда или шоколадного батончика, или, может быть, найти мячик, который приятно кусать. Отсюда она двинулась к футбольному полю за школой, где кролики любили грызть зелень одуванчиков, и наблюдала, как их маленькие тела движутся в лунном свете, и планировала нападение. В следующие выходные Ночная Сучка отправилась в противоположном направлении, к железнодорожным путям и ручью, где побывала в самую первую ночь, к спящим на скамейках мужчинам, мимо которых теперь прошла без страха, несмотря на свою наготу, свою уязвимость, потому что она нисколько не чувствовала себя уязвимой. Она правила этим районом. Она его возглавляла. Она была его чудовищем, его госпожой. Доверяла силе своего тела и глубине своего гнева, теперь смягченного пониманием, способностью заглянуть глубже в тайну и само творение.

Ну, попробуйте, думала она, глядя на спавших мужчин. Попробуйте. Она дошла до ручья, намочила волосы и запачкала живот, выпила холодной чистой воды, уткнулась носом в сладкую, влажную грязь берегов.