Неделя пронеслась, как все остальные недели: распорядок, собачьи игры, повседневные хлопоты, готовка, мытье посуды, обеды и купания. К пятнице она была измучена, измучена до костей и глубже.
Утром Ночная Сучка проснулась, чувствуя острое желание пробежаться по высокой траве и сцепиться с сурком, так что приняла двойную дозу «Спокойствия», но тут мальчик захотел, чтобы она бесконечно долго катала его в тележке по всему району, а потом – чтобы она посмотрела, как он катается на своем беговеле по тупиковой улице.
Возможно, виноват был круговой маршрут, по которому он ехал, или то, как листья трепетали на ветру и покрывали тротуар бледными тенями, или двойная доза «Спокойствия», но она чувствовала, как ее жизненные силы истощаются, и села в траву, потом легла, а затем уснула.
МАМА! завопил мальчик в нескольких дюймах от ее лица, и она резко проснулась.
Господи, пробормотала она, садясь, и потерла глаза, ничего не понимавшая. Боже правый.
Она приняла тройную дозу Мамби и открыла маленькую бутылочку с надписью «Энергия жизни», и к обеду сердце бешено колотилось в ее груди, и она кружила мальчика по кухне. Они с сыном замешивали тесто, которое каким-то образом оказывалось во всех уголках кухни, и весело смеялись, запихивая сковороды в духовку и доставая из нее, и ели печенье, и крошили его по полу, притворяясь чудовищами, и смеялись, смеялись, и смеялись так истерически, что вскоре оба устали. Они оба чувствовали себя совсем разбитыми оттого, что вместо нормального обеда съели слишком много сахара. Они оба сели на потертый деревянный пол кухни, и мальчик сказал:
Собачки?
Нет, не собачки, ответила Ночная Сучка, и оба улеглись и заснули там же на полу.
Вот такой выдался день. Долгий, нелепый день. И когда вечером она ждала мужа домой, а мальчик перекладывал пуговицы из формы для запекания в металлическую миску, она вновь ощутила, как внутри раздувается застарелая ярость, но, вместо того чтобы стать пожаром, эта ярость сменяется спокойным, ясным осознанием. Было понятно, что муж задолжал ей несколько лет возни с сыном. Было понятно, что теперь именно он станет укладывать мальчика, когда будет дома. Так просто.
В последнее время они занимались этим по очереди – муж в пятницу, Ночная Сучка в субботу и так далее, но, по правде говоря, он должен был укладывать мальчика каждый вечер, когда был дома. Она думала об этом, сидя на кухонном полу рядом с сыном, скрестив ноги и потягивая белое вино. Да, укладывать мальчика стало намного легче, учитывая, что он теперь спал в своей конуре, но все же. Надо было читать ему вслух, рассказывать сказки, а порой довольно долго ждать, прежде чем она могла ускользнуть из комнаты.
К шести, когда муж вернулся домой, она была совершенно измотана. Она вручила ему мальчика и сказала: «С меня хватит. С этого дня ты укладываешь его каждый выходной. Спасибо».
Ее муж вопросительно наклонил голову и пощекотал мальчика под подбородком, чтобы развеселить.
Конечно, сказал он. По-моему, справедливо.
Он вошел в дом, неся мальчика на руках, расспрашивал его о том, как прошел день, и щекотал, и зацеловывал, а Ночная Сучка осталась сидеть под широкими ветвями деревьев, наслаждаясь теплым ранним вечером, вдыхая сладостный воздух.
Да ведь ей нужно было только спросить! Все оказалось так просто. И это еще больше ее рассердило. Если заставить мужа что-то сделать было так легко, то почему он не делал этого с самого начала? Он должен был предложить. Более того, почему она не требовала большего? Почему она не претендовала на власть и авторитет, по праву принадлежавшие ей? Где она научилась прятать в себе, в глубине живота, все свои чувства, всю свою печаль, гнев и досаду, заливать белым вином, продолжать в меру своих способностей и притворяться довольной, когда все это время она могла говорить: «Пошло оно к черту!» и: «Не мог бы ты?», и: «Мне нужно…». Ей вспомнилась мать, лежавшая в темной траве теплой летней ночью, и так захотелось поднять ее, схватить за плечи, встряхнуть и с любовью и сильной злостью сказать: «Посмотри на себя! Ты удивительная! Ты моя мама! Почему ты так себя ведешь? Езжай в Европу. Сделай себя счастливой. Времени мало, и пожалуйста, поторопись. Не только ради себя, но и ради меня. Пожалуйста. Я умоляю».
Она хотела спасти свою мать. Теперь она поняла, что всегда этого хотела.