Ночная ведьма

Аня не смогла сдержать крик ужаса. В сотне метров от земли Софья выровняла траекторию, вывела машину из штопора, набрала скорость и на очень малой высоте сделала «бочку», к тому же в кромешной тьме. Летчица пренебрегла элементарными правилами: в каждый момент нужно знать высоту, скорость и курс. Она очень рисковала, даже слишком.

Тебе страшно, Аннушка?

Аня съежилась и втянула голову в плечи, ее мутило, желудок раздирало так, что ей пришлось зажмуриться, мелькание перед глазами было невыносимым. Она изо всех сил стиснула зубы, понимая, что ее вот-вот вырвет. Сердце стучало на разрыв. Аня еле дышала. «Как я научусь этому за неполные две недели?» — думала она.

Привкус желчи немного привел Аню в чувство. К счастью, вскоре пытка закончилась. Когда По-2 приземлился и замер, Аня не успела выскочить наружу, ее вывернуло наизнанку, и она испачкала правое крыло самолета. Когда же, покачиваясь, она ступила на снег, то тут же рухнула на колени. Ноги казались ватными. Аня вцепилась в бока, пытаясь унять спазмы. Потерла снегом лицо, стало легче. Пока она судорожно глотала воздух и боролась с последними рвотными позывами, Софья искоса смотрела на подругу.

— И как? Все еще хочешь летать?

— Еще больше хочу, Софья! — ответила Аня, вытирая рот. — Но зачем ты старалась отбить мне желание летать?

Софья разжала губы, ее деланая суровость вмиг улетучилась.

— Я не хочу отбить тебе желание, Аня. Я хочу тебя закалить! Ты будешь рисковать жизнью каждый день, но ты такая… нежная. Лучше уж я тебя погоняю, чем вой­на тебя погубит.

Воздушное крещение оказалось жутким, почти невыносимым, но Аня мечтала лишь об одном: скорее продолжить. Ее решимость только окрепла.

Они снова полетели, и Софья стала учить Аню необходимым премудростям. На первом уроке Ане предстояло освоить взлет на полном газу, успевая следить краем глаза за параметрами на приборной панели и удерживая курс на скорости, позволяющей оторваться от земли.

— Педаль! — кричала Софья. — Держи самолет на курсе, черт возьми!

После пятой попытки у Ани стало ­что-то получаться. Но ночной урок не был окончен. Аня училась держать самолет в режиме горизонтального полета, сохраняя курс и высоту, что в ночной тьме было непросто. Она ориентировалась по положению своего кресла и по еле видимым во тьме деталям самолета относительно редких, слабо светящихся точек на заснеженной земле. Когда Софья в первый раз позволила ей взлететь без подсказок, самостоятельно, Аня едва заметила, что колеса оторвались от земли, так она была сосредоточена на параметрах панели управления, глаза метались туда-сюда между указателем скорости и альтиметром. Когда Аня с этим освоилась, она испустила победный крик, и Софья его подхватила:

— У меня получилось! Я его укротила!

Когда горизонт начал светлеть, девушки посадили самолет и тихо пробрались в казарму, еле живые от усталости. Перед дверью Аня дернула Софью за рукав.

— Чего пилот больше всего боится? — неожиданно спросила Аня шепотом.

Она смотрела на подругу широко открытыми глазами — серыми, в обрамлении длинных загнутых ресниц, от которых ее лицо казалось еще нежнее.

— Ты накаркаешь беду! Мы на вой­не, и об этом ни слова! — одернула ее Софья и резко добавила: — Летчик не боится ничего, иначе он не летает, Аня…

Аня стерла с лица улыбку и попыталась уточнить:

— Софья, я знаю, что ты не боишься смерти, но… Есть же разновидности смерти, которые пугают тебя больше всего?

Софья вздрогнула и опустила глаза.

— Зачем ты задаешь эти вопросы? Неужели тебе не хватило сильных ощущений?

— Видимо, нет, — ответила Аня с полуулыбкой. — Я тоже буду летчицей. Мы будем как два пальца одной руки, — добавила она, соединяя указательный палец с большим.

Софья прошептала, будто произнесенные вслух, эти слова могли принести несчастье:

— Воевавшие пилоты говорят в один голос, что худшая из смертей — выброситься из горящего самолета без парашюта…

Софья на секунду испуганно уставилась в одну точку, будто под властью жуткого видения.

— Вот чего я больше всего боюсь, Аня! Ну, ты довольна? — сердито бросила она.

— А помнишь? Под землей мы боялись, что Москва обрушится нам на голову! — хмыкнула Аня.

Каким далеким казалось им то время! Теперь Аня мечтала только о фигурах высшего пилотажа и думала о том, сколько всего ей надо освоить, чтобы попасть на фронт. Ей осталось девять ночей до того дня, когда она предъявит свои умения Марине Расковой. Первые летные полки уже отбыли, другие еще не прибыли: в части было много свободных самолетов, а значит, девушки смогут летать каждую ночь сколько им вздумается. Софья была неудержима, настоящая сорвиголова, она прекрасно понимала Анино желание летать.

Будущим летчицам уже выдали свод инструкций. Аня жадно кинулась его изучать, не выпуская из рук ночью, после тайных полетов. Окрыленная своими успехами, она чувствовала себя легкой и не знала, что ее ждет впереди, ей казалось, что неукротимое желание летать отодвигает призрак вой­ны.

Когда подруги проскользнули в спальню, где девушки так и спали со сжатыми в кулак ладонями, Софья шепнула на ухо Ане: