Просыпаясь в грядущей Вечной Ночи, что окутает еще наш с вами мир, первым делом я видел вокруг себя смутную мглу. Потом она рассеивалась, и я начинал видеть Край Тьмы, освещенный там и здесь загадочными огнями. Пробуждаясь в том будущем, я не ощущал своего невежества, но чувствовал, что владею полным знанием о том, что существует в Ночной Земле. Так человек, просыпаясь утром, немедленно осознает, что проснулся, вспоминает все имена и познания своего времени, в котором воспитан и живет. И память о настоящем, о нынешнем нашем времени, о жизни моей, которая влачится теперь в предельном одиночестве, гнездилась где-то в моем подсознании.
В самых первых своих видениях я ощущал себя молодым человеком семнадцати лет. Память говорит мне, что я впервые очнулся – или, так сказать, пришел в себя – в том будущем, стоя в одной из амбразур Последнего Редута, огромной пирамиды из серого металла, которая служит обиталищем последним миллионам людей, надежно охраняя их мир от убийственных сил.
И столь полон я знаний об этом месте, что едва могу поверить в то, что никто, кроме меня, не знает о нем, посему простите мне излишнюю уверенность. Я легко могу забыть про необходимые подробности, ибо превосходно знаю все, что еще будет там. Будущий я – стоявший и глядевший – был скорее не зрелым мужем нашего века, а молодым человеком, обладающим всеми естественными жизненными познаниями, которые можно накопить за семнадцать лет жизни. Хотя до своего первого видения я нынешний ничего не знал о будущем существовании, но пробудился в нем совершенно естественным образом – так просыпается человек, увидев сверкающее утреннее солнце, зная и название светила, и все остальное. Словом, я стоял в огромной амбразуре, ощущая, что знания или память о настоящей моей жизни скрывается в недрах моего существа в окружении ореола снов, и тем не менее осознанно тоскуя по своей Единственной, которую и там знал под именем Мирдат.
Как я уже говорил, в своем первом видении я стоял в амбразуре, устроенной наверху Пирамиды, и смотрел наружу, на северо-запад, через некое подзорное стекло, ощущая полноту молодости и стремление к приключениям, но тем не менее не без опасений в сердце.
Вмещая своим умом все знания, положенные в той будущей жизни, я, человек настоящего времени, до того мгновения не знавший о своем будущем существовании, вдруг очутился в далеком будущем, вспоминая годы, проведенные мной в той странной Земле, и лишь где-то вдали за ними маячили туманные познания нашего века, а может быть, и не только его.
Сквозь странное подзорное стекло я глядел на северо-запад – на ландшафт, знакомый мне во всех подробностях, названиях и расстояниях от центра Пирамиды – точки, не обладавшей ни длиной, ни шириной; изготовленная из полированного металла, она располагалась в Комнате Математики, где я ежедневно занимался.
На северо-запад глядел я, и в широком поле зрения моего ясно горели огни над Красной Ямой, что находится прямо под колоссальным подбородком Северо-Западного Дозорного. Тварь эта взирала на Пирамиду «от начала – и будет смотреть до того, как откроются ворота вечности», вспомнилась мне строка Эйесворпт, поэта древнего тогдашнего времени, но для нас с вами – обитателя невероятно далекого будущего. И вдруг все словно померкло, потому что, обратившись к глубинам своего существа, я увидел – словно во сне – Солнце и все великолепие нашего нынешнего века. Я был потрясен.
Тут я должен пояснить вам, что, внезапно попав из нынешнего века в ту жизнь, я – тот юноша в амбразуре – вдруг вспомнил свою нынешнюю жизнь как видение, пришедшее от начала вечности, от зари времен. О! Боюсь, что еще не сумел объяснить достаточно ясно, что и я, и он были едины – слились в одну душу. Находясь в удаленнейшем будущем, он как бы прозревал ту жизнь, которую веду я в нынешнем веке; и я из нашего времени наблюдал за ходом жизни, которая еще только состоится. Сколь великое чудо!
И все же не буду утверждать, что до пробуждения в том будущем времени я не обладал никакими знаниями об этой жизни. Дело в том, что, осознав себя там, я обнаружил собственную уникальность, отделявшую меня от прочих юношей; оказалось, что я обладал смутными – как будто бы визионерскими – познаниями о прошлом, смущавшими и даже сердившими ученых людей того времени. Впрочем, не будем об этом. Однако я знаю, что с того мгновения мои знания о прошлом и уверенность в них удесятерились.
Итак, к делу. Но прежде чем следовать дальше, я должен рассказать еще об одном: в миг своего пробуждения в том юном теле я сразу же ощутил всю тоску по моей любви, и прежнее дремотное воспоминание обрело реальную боль – я вдруг понял и осознал свою утрату.
Словом, я, тот молодой и сильный, испытывал странное томление по моей Прекрасной и, зная, что некогда она была моей, считал, что и Мирдат, как и я, может обрести новую жизнь.