Еще несколько часов мы разбирали завалы в кабинете, а слесарь менял запоры на входной двери. Все, что имело отношение к Кордовам, исчезло – за редкими исключениями: мои давние заметки из Каргаторп-Фоллз, визитка «Иона. Развлечения на мальчишниках». Эти огрызки мы нашли под диваном, из чего сделали вывод, что кабинет сначала разгромили, а обыскали уже потом.
Местами нам везло. Например, красное пальто не забрали. Пакет из «Цельных продуктов» стоял за дверью, – видимо, взломщики решили, что это мусор. И полицейское досье тоже отыскалось. Два дня назад Нора забрала его наверх почитать перед сном. Оно так и лежало на тумбочке – значит, до второго этажа грабители не дошли.
Я все думал про Оливию Эндикотт. Как
И в происходящем наблюдалась тревожная симметрия. Мы шли по следу Александры; Тео Кордова шел по нашему следу. Хоппер ночью вломился в их дом; сегодня они вломились в мой. Разыскивая человека на пирсе, я нашел лишь себя – свою же визитку. Они что, взаправду считают, что мы для них угроза? Или это у них такая игра – повторять за нами, возвращать нам бумеранг, нашествием платить за нашествие: мы преступаем границы Кордовы – он преступает мои?
Я совершенно терялся, но хоть в одном Оливия, похоже, не ошиблась: «Пространство вокруг Кордовы искажается… скорость света ниже, информация коверкается шифрованием, рассудок теряет логику, впадает в истерику».
Я сходил наверх, ополоснулся, выдал полотенца Хопперу и тоже спровадил его в душ. Закажу китайской еды, расспрошу Хоппера про таунхаус – он обронил, что до поимки толком ничего не успел. Оставив Нору дежурить с Септимом, я ушел в спальню выгрести все из старого сейфа в кладовке. Сейфом я не пользовался годами, но отныне все записи и улики будут заперты там.
Я разбирал старые редактуры, и тут в дверь постучали.
В дверях стояла Нора с пепельным лицом.
– Что такое? Септим?
Она потрясла головой и поманила меня за собой.
В гостиной она врубила музыку на максимум – заглушить наши шаги. Мы прокрались по коридору, и Нора указала на узенькую щель в двери ванной.
Внутри был Хоппер, из крана лилась вода. У меня вообще-то не водится привычки подглядывать за мужиками в ванных, однако Нора махала руками очень настойчиво.
Я склонился ближе. Обернувшись полотенцем, Хоппер чистил зубы над раковиной.
И тут я увидел.
– Чё творится? – спросил Хоппер, шагнув в гостиную.
– Садись-ка, – промолвил я. – Потолкуем.
– А. Про дом.
– Нет, не про дом, – озлилась Нора. – А про твою татуировку.
Он в шоке замер:
– Что?
– Кирин, – сказала она. – Другая половина – у тебя.
Он покосился на дверь.
– Хоппер, мы видели. Ты нам врал.
Он прожег ее взглядом и внезапно рванул в коридор, но я был готов. Схватил его за футболку и бесцеремонно швырнул в кресло.
– У тебя татуировка на щиколотке. Давай колись.
Видимо, от потрясения Хоппер лишился дара речи – или сочинял отмазки. Нора встала и налила ему скотча.
– Спасиб, – угрюмо буркнул он. Глотнул, посмотрел в стакан и тихо произнес: – Знать ее, а потом не знать – это как сесть на пожизненное. Все видишь как будто издали, сквозь толстое стекло, часы посещений, телефонную трубку. Вкуса не чувствуешь вообще. Куда ни глянешь – решетки. – Он усмехнулся. – И не сбежать.
Он напряженно уставился на нас, будто вспомнил, что мы еще здесь. В глазах его читалось даже некое облегчение.
И он стал рассказывать о ней, а ливень бился в окна, точно к нам рвалась целая армия.
– Я не врал, – сказал Хоппер. – Я и правда познакомился с Сандрой в «Шести серебряных озерах». И мы с пацанами правда поспорили. И она меня правда отшила. И была эта история про пацаненка, над которым все ржали. Орландо. Он сожрал экстази, а Сандра всех прикрыла и взяла вину на себя. Это правда было, ясно? Но я не сказал, что планировал оттуда линять.
– Из «Шести озер»? – уточнил я.
Он кивнул.