Ночное кино

– Это вонючая ферула. Асафетида. Отталкивает зло и причиняет урон недругам. Чтобы снять проклятие, можно еще смешать ее с валериановым корнем, перьями черной курицы, черным порошком и прядью волос того, кто наложил проклятие. Мочишься туда, складываешь все это в стеклянную банку и закапываешь там, где он регулярно ступает, – у крыльца, в гараже. После чего он, в общем, оставляет тебя в покое до конца твоих дней.

– А на бывших жен действует? – спросил я. – Если она живет в многоэтажке на Пятой авеню, можно просто отдать консьержу?

Нора глянула на меня с упреком, но Клеопатра лишь откашлялась.

– Если нет доступа туда, где бывает этот человек, – терпеливо продолжала она, – поступаешь так, как ваша подруга. Рисуешь ладанный круг.

– А это помогло? – спросила Нора. – Сняло с нее проклятие?

– Понятия не имею. Заклинания – они как примитивные антибиотики. Пробуешь разные, смотришь реакцию. Суперзаклятия, бывает, сопротивляются, как бактерии, – штамм постоянно мутирует, цепляется за носителя, пожирает его. Вы давно общались с вашей подругой? Как она себя чувствует?

Нора сконфуженно посмотрела на меня.

– А эти ветки над дверью? – спросил я.

Клео откинулась на спинку кресла, воззрилась на букетик.

– Это калина. Встречается в природе, входит в семейство жимолостных. Растет на лугах и в лесах. Используется для защиты. В глуши американского Юга из таких корней плетут ножные браслеты. Или мочат их в виски и закапывают. А можно поступить, как ваша подруга. Взять девять веточек, белую веревку, завязать по узлу вокруг каждой – девять веток, девять узлов – и вставить куда-нибудь у входной двери или под крыльцо. Некоторые на переднем дворе закапывают.

– А что эта калина делает?

Некоторое время Клео непроницаемо смотрела на меня. Затем ответила:

– Сбивает дьявола с толку.

– «Сбивает с толку»?

– Останавливает. Замедляет.

– Понял, – сказал я, подбирая веточки и корни. – Прямо не знаю, зачем США тратят шестьсот миллиардов на национальную безопасность. Надо просто в каждом американском доме за косяк сунуть такую штуку.

Очевидно, к неверующим и скептикам Клео была привычна, и они ничуть ее не смущали. Она лишь переплела на колене пальцы, унизанные кольцами – черепа, коптские кресты, кошачья башка.

– Ваша подруга принимала ванну до рассвета?

– Да, – ответила Нора. – В очень ледяной воде.

Я уже хотел было спросить, что она несет, но вспомнил странную историю Ионы, спозаранку заставшей Александру в ванне.

– То есть ритуалы очищения она проводила, – кивнула Клео.

– А это зачем? – спросил я.

– Очищают от зла. Не насовсем. Это временный пластырь такой. А полы она мыла?

Нора глянула на меня.

– Мы не знаем.

– На ощупь холодная была?

– Без понятия, – ответил я.

– Вы не замечали, ей трудно было разговаривать? Как будто во рту арахисовое масло или песок.

– Мы не знаем.

– А подозрительная тяжесть?

– Какая тяжесть?

Клео пожала плечами:

– Я слышала, иногда люди, на которых подолгу лежит сильное проклятие, встают на обычные весы, а те показывают триста, а то и четыреста фунтов, хотя на вид человек очень исхудалый.

– Этого мы тоже не знаем, – сказал я, хотя внезапно всплыло грозное воспоминание о единственной моей встрече с Александрой – эта странная походка, точно в трансе, гулкая тяжелая поступь в шелесте дождя у водохранилища.

Клео посетила новая идея – она опять взяла «блэкберри» и полистала фотографии.

– Я одного не вижу – возвращения. Когда речь идет о черной магии, проклятие нужно снять, а потом возвратить, чтобы оно бумерангом вернулось к тому, кто проклял. – Она подняла глаза на нас. – Заклинания – это просто энергия. Как направленный поток заряженных частиц. Их же надо куда-то девать. Энергия не создается и не разрушается – она передается. А свидетельств передачи я не вижу, и это меня беспокоит. – Она в задумчивости склонила голову набок, повертела в пальцах тигриный клык. – Не заметили в комнате возвратных свечей?

– Что такое возвратные свечи? – спросила Нора.

– Снизу белый воск, сверху черный.

Нора покачала головой.

– А картонной коробки с разными предметами?

– Нет.

– Зеркального возврата не было, – прошептала Клео себе под нос.

– Какого возврата? – спросил я.

Она посмотрела мне в глаза:

– Зеркального. Берешь черную свечу, процарапываешь на ней имя недруга, закапываешь на кладбище с осколками битого зеркала. Вся негативная энергия или зло, направленные на тебя, вернется оператору. – Она откашлялась, воздела чернильно-черную бровь. – Вернемся в ее комнату. На полу был порошок или отметки мелом?

– Там темно было, – сказала Нора. – Но нет. Мы бы заметили.

– Только пол липкий, – прибавил я.

Клео уставилась на меня:

– Липкий?

– Как будто его газировкой полили. И пара пластиковых оберток.

Клео развернулась как змея, подалась ко мне через стол, выпятила подбородок.

– Обертку вы подобрали? – спросила она так яростно, что я почуял ее дыхание, жаркое, чесночное и едкое, словно после какого-то странного травяного чая. Зубки у нее были мелкие и в табачных пятнах, налезали друг на друга, а в глубине блестело немало золотых коронок.

– Нет, – сказал я.