Ночное кино

Я не перезвонил. Стю – британский аристократ и закоренелый сплетник: намекни я ему хоть полусловом, что могу возобновить расследование, об этом тотчас узнали бы все поголовно отсюда и до антарктического поселения Макмёрдо.

Я набрал его рабочий номер.

Ответила помощница. Заставив подождать и послушать музыку в трубке, она сообщила, что мистер Лотон на совещании, – это означало, что Стю сидит за столом, жует сэндвич с яичным салатом, раскладывает пасьянс «косынка» и перезвонит, когда на него найдет стих.

И надо же – случилось это всего две минуты спустя.

62

– Ты трепло, – сказал я.

– Ни словечка не проронил, – упорствовал Стю.

– Ты, небось, пошел транжирить представительские в ресторане и упомянул одновременно меня и Кордову. Потому что других объяснений я не вижу.

– Я сознаю, сколь нелегко тебе это постичь, Макгрэт, однако у меня имеются и другие клиенты, а посему я не обсуждаю тебя часами изо дня в день, хотя, не могу не признать, удерживаться мне мучительно, ибо ты поистине завораживаешь взор.

Для беседы со Стю требуется перенастроить мозги. Этот английский дворянин великолепно образован, располагает обширным лексиконом и кратчайшие беседы сдабривает иронией, остротами и блестящим пониманием текущих событий – все равно что разговаривать с Дживсом, который устроился вести передачи на Би-би-си.

– Ну а как ты это объяснишь? – спросил я.

– Не спрашивай меня – я не знаю. Если Господь дарует чудо и Оливия Эндикотт захочет, чтоб ты написал ее автобиографию, – соглашайся. Как говаривал капитан Смит, «хватай что подвернется и валяй к шлюпке по головам пассажиров»[61]. Тех, кто промышляет медленным печатным словом, скоро занесут в Красную книгу, как гребенчатых тритонов. Сначала поэты, драматурги, затем романисты. Настал черед закаленных газетчиков.

– Мне что, дрожать и плакать?

– Если дают работу – хватай ее зубами, друг мой. Ныне твой конкурент – четырнадцатилетний интернет-пользователь в пижаме, который выступает под ником Ниндзя-Истины-двенадцать и полагает, что проверка фактов осуществляется посредством чтения твитов предмета расследования. Страшись.

Заверив Стю, что позвоню Эндикотт, я повесил трубку.

– Нежданно-негаданно мы теперь можем вычислить Марлоу Хьюз, – возвестил я, раскачиваясь на стуле. – Не бывает таких совпадений. Кто-то где-то что-то ляпнул. Кто-то из тех, кого мы разговорили или подкупили.

Нора растерянно молчала.

– Со мной возжелала встретиться Оливия Эндикотт Дюпон.

Нора свела брови к переносице:

– Кто такая Оливия Эндикотт Дюпон?

63

– Сестры. Актрисы. Друг друга они ненавидели.

Таким манером Бекман всякий раз начинал любимейшую свою голливудскую историю – «Повесть о враждующих сестрах Эндикотт» – и последнюю фразу выпевал с такой ветхозаветной строгостью, что прямо чувствовалось, как сереют небеса, наизнанку выворачиваются тучи, а на горизонте туманом клубится черный рой саранчи.

При мне Бекман, окрыленный водкой и безраздельным вниманием студентов, покрытый испариной и занавешенный черными волосьями, излагал эту историю минимум раз пять – всегда в четвертом часу утра после очередного суаре. И я всегда внимал охотно – по двум причинам.

Во-первых, враждующие сестры вообще разжигают воображение. Как говаривал Бекман: «В сравнении с Марлоу и Оливией Эндикотт Каин с Авелем – просто братья Фаррелли»[62]. А не в пример прославленным войнушкам Бетт Дэвис с Джоан Кроуфорд, Лиз Тейлор с Дебби Рейнольдс, Оливии де Хэвилленд с Джоан Фонтейн и Анджелины Джоли с Дженнифер Энистон, яд, которым плевались друг в друга сестры Эндикотт, в прессу не попадал (ну, может, Билл Дакота в журнале «Голливуд Стар» изредка и наобум что-нибудь сказанет), и эта мертвая тишина лишь подчеркивала его явную смертоносность.

Во-вторых, невзирая на Бекмановы драматические таланты и его склонность все разыгрывать по ролям, будто он на сцене бродвейского «Недерландера», ни одна подробность не менялась – не возникало ни единого нового штриха или преувеличения. История уподоблялась драгоценному колье: раз за разом Бекман доставал ее из тайника, и ограненные, аккуратно оправленные детали во всем своем блеске неизменно составляли один и тот же узор.

Пять лет назад, едва начав расследовать Кордову, а попутно и Марлоу Хьюз, все факты я проверил. Марлоу Хьюз была ведущей актрисой, а на протяжении трех месяцев и женой Кордовы, звездой душераздирающего фильма «Дитя любви». Все имена, даты и топонимы безупречно подтверждались открытыми источниками, и в итоге я пришел к выводу, что немыслимая Бекманова повесть о враждующих сестрах, видимо, все-таки правдива.

Оливия Эндикотт родилась в апреле 1948 года, опередив свою сестру Марлоу Хьюз всего на десять месяцев.

Естественно, Марлоу Хьюз под таким именем не родилась. Родилась она Джин-Луизой (Джей-Эл) Эндикотт 1 февраля 1949 года в Токио.