Ночной дозор

– Верно! – хохотнул Фрейзер. – Сидит себе в уголке с трактатом по Христианской науке и силой воображения отгоняет бомбы. Может, последовать его примеру? Ась? Он же пичкал тебя всей этой мурой, да? Поэтому ты такой непробиваемый? – Фрейзер вдохнул, закрыл глаза и заговорил с неестественной безмятежностью: – Бомбы не существуют. Они нереальны. Войны нет. Бомбежки Портсмута, Пизы, Кельна – всего лишь массовая галлюцинация. Люди не гибнут, но, полагая себя мертвыми, лишь чуть-чуть ошибаются, что может случиться со всяким. Войны нет…

Фрейзер открыл глаза. Внезапно наступила тишина.

– Неужели сработало? – прошептал он, но подпрыгнул от очередного разрыва. – Зараза! Не вполне. Давай-ка еще разок, Фрейзер. Плохо стараешься, задрыга! – Он прижал ладони к вискам и вновь завел тихим речитативом: – Никаких бомб. Никакой стрельбы. Никаких бомб. Никакой стрельбы…

Затем плотнее запахнул одеяло, слез со стола и, не переставая бормотать, взад-вперед заходил по камере. При каждом новом взрыве он матерился и прибавлял шагу. Наконец Дункан поднял с подушки голову и раздраженно сказал:

– Кончай мотаться, а?

– Ах, простите, я не даю вам уснуть? – преувеличенно вежливо откликнулся Фрейзер, опять забираясь на стол. – Их приманивает сволочная луна. – Казалось, он разговаривал с собой. – Куда подевались облака? – Фрейзер протер запотевшее от дыхания стекло. С минуту помолчал и опять заныл: – Никаких бомб. Никакой стрельбы. Нет нищеты и несправедливости. В камере нет параши…

– Заткнись! – сказан Дункан. – Чего ты ерничаешь? Это… непорядочно к мистеру Манди.

Фрейзер откровенно заржал.

– Непорядочно к мистеру Манди! – передразнил он. – А что такого, если посмеяться над старичком? – Вопрос прозвучал риторически, но затем Фрейзер, будто осененный мыслью, прямо спросил: – И все-таки, что за дела у тебя с мистером Манди?

Дункан промолчал. Не дождавшись ответа, Фрейзер не унимался:

– Ты же понимаешь, о чем я. Думаешь, я не заметил? С какой радости он дает тебе сигареты, побрасывает сахарку и все такое?

– Мистер Манди добрый, – сказал Дункан. – Здесь он единственный такой надзиратель, спроси кого хочешь.

– Я спрашиваю тебя, – не отставал Фрейзер. – Мне он почему-то не дает курева и сахару.

– Наверное, не сочувствует.

– А тебе, значит, сочувствует? Так, что ли?

Приподняв голову, Дункан теребил обтрепавшийся край одеяла.

– Видимо, так, – сказан он. – Почему-то я вызываю сочувствие. Такое вот у меня свойство. Так и раньше было. В смысле, еще до всего этого.

– Что ли, харя твоя располагает?

– Возможно.

– Пушистые ресницы и все такое.

Дункан выпустил одеяло и набычился.

– Я не виноват, что у меня такие ресницы.

Фрейзер засмеялся, тон его вновь стал иным.

– Разумеется, не виноват, Пирс. – Он спрыгнул со стола, вплотную к стене придвинул стул и сел, разбросав ноги и откинув голову. – Знавал я одну девушку, – начал он, – у которой ресницы были, как у тебя…

– Наверное, ты многих девушек знавал?

– Я не трепло.

– Ну и не надо.

– Эй, сам же завел этот разговор! Я-то спрашивал про тебя и мистера Манди… Просто интересно, неужели он делает такие поблажки только за красивые глаза?

Дункан сел. Он вспомнил руку мистера Манди на своем колене и покраснел.

– Я ничем с ним не расплачиваюсь, если ты это имеешь в виду! – с жаром сказал Дункан.

– Пожалуй, именно это я имел в виду.

– Вот так происходит у тебя с девицами?

– Полегче! Ладно, просто я…

– Что – просто?

Фрейзер замялся.

– Ничего. Только любопытно, как оно слаживается.

– Что слаживается?

– Ну, у таких, как ты.

– Как я? – спросил Дункан. – Что ты хочешь сказать?

Фрейзер заерзал и отвернулся:

– Ты все прекрасно понимаешь.

– Не понимаю.

– Ну хотя бы знаешь, что о тебе здесь говорят.

Дункан чувствовал, что краснеет еще сильнее.

– Такое говорят здесь о любом мало-мальски… культурном человеке, который любит книги, музыку. Иными словами, если ты не скот. Хотя именно сами скоты погрязли в этом как никто другой…

– Я знаю, – тихо сказал Фрейзер. – Но не только это.

– А что еще?

– Ничего… Я слыхал, почему ты здесь оказался.

– Что ты слыхал?

– Тебя посадили, потому что… Ладно, проехали, это не мое дело.

– Нет! Говори, что ты слышал.

Фрейзер пригладил ежик волос и наконец врезал без обиняков:

– Тебя посадили, потому что ты пытался покончить с собой, когда умер твой дружок.

Дункан онемел и замер.

– Извини, – сказан Фрейзер, – Говорю же, это не мое собачье дело. Мне пофиг, за что ты здесь и с кем ты якшался. Если хочешь знать мое мнение, у нас сволочные законы о самоубийстве.

– Кто тебе сказал? – сипло спросил Дункан.

– Не важно. Плюнь.

– Уэйнрайт? Или Биннс?

– Нет.

– Тогда кто?

Фрейзер смотрел в сторону.

– Ну конечно, эта педрилка Стелла.

– Тварь! – воскликнул Дункан. – Меня от нее тошнит. От всей их кодлы. С бабами не спят, а сами стали бабами. Даже хуже баб! Их лечить надо! Я их ненавижу!

– Ладно, – мягко сказал Фрейзер. – Я тоже.

– А сам думаешь, что я такой же!

– Я этого не говорил.

– Думаешь, я из их числа, и Алек был…

Дункан осекся. Здесь он никогда не произносил этого имени, только перед мистером Манди, а сейчас выплюнул его, как брань.

Фрейзер вглядывался сквозь сумрак.