Ночной дозор

– Ты прав, выгадаем, – сказал Фрейзер. – Потому что такие, как ты выразился, говнюки точно знают, что говнюки вроде тебя будут рассуждать именно так. Если в мирное время рабочие не видят ничего хорошего, у них нет причины не идти на войну. Дайте им достойную работу и жилье, а их детям – приличную школу, и они в момент разглядят смысл в пацифизме.

– Вот уж хер тебе! – окрысился Хэммонд, невольно втягиваясь в спор.

Зэк с другого края стола тоже не устоял. Еще кто-то сказал, что обычного работягу Фрейзер, похоже, считает безгрешным ангелом.

– Попробовал бы ты управиться с ними на заводе, когда их целая кодла, – говорил зэк, сидевший за растрату. – Уж поверь мне, вмиг запел бы по-иному.

– А как же фашисты? – наседал Хэммонд. – Что, они тоже обычные работяги?

– Именно так, – сказал Фрейзер.

– А япошки?

– Ну, япошки – нелюди, – вмешался человек рядом с Фрейзером, еще один дезертир по фамилии Джиггс. – Это всем известно.

Спор продолжался еще несколько минут. Дункан глотал свой мерзкий ужин, слушал, но молчал. Время от времени он поглядывал на Фрейзера, который все это затеял и взбаламутил весь стол, а сам с довольным видом откинулся на стуле, забросив руки за голову. Тюремная одежда сидела на нем скверно, как и на всех. Серая куртка с аляповатой красной звездой придавала лицу землистый оттенок, воротничок рубашки почернел от грязи, однако Фрейзер умудрялся выглядеть если не красивым, то ладным, тогда как все другие казались измученными заморышами. В Уормвуд-Скрабс он сидел три месяца, ему оставалось еще лишь девять; до этого Фрейзер отбыл год в тюрьме Брикстон, известной своей строгостью. Как-то он сказал, что даже Брикстону далеко до его школы. Пока же от пребывания в Скрабсе пострадали только его руки – он работал в цехе плетения корзин и еще не приноровился к инструментам. На пальцах вздулись волдыри размером с шиллинг.

Перехватив взгляд Дункана, Фрейзер улыбнулся и громко сказал:

– Не хочешь поучаствовать в нашей дискуссии, Пирс? Что ты обо всем этом думаешь?

– Ни хрена он ни о чем не думает, – вмешался Хэммонд. – Ему все пофиг… Точно, пацан?

Дункан смущенно заерзал.

– Просто не вижу смысла в бесконечных разговорах, если ты это имеешь в виду. Мы ничего не можем изменить. Зачем тогда пытаться? Это не наша война, чужая.

– Вот уж точно, чужая сраная война! – кивнул Хэммонд.

– Вот как? – спросил Фрейзер.

– Да, когда ты здесь, – ответил Дункан. – Все остальное тоже чужое. В смысле, все важное: доброе и злое…

– Во, бля! – зевнул Джиггс. – Точно старый зэк с пожизненным сроком!

Иными словами, ты делаешь именно то, чего от тебя хотят такие, как Гарнир, Дэниелс, Черчилль[31] и прочие. То есть отказываешься от права мыслить! Я тебя не виню, Пирс. Здесь тяжело, нет стимула чем-то заниматься. Когда тебе даже новости не дают послушать! А вот это… – С полки под столом он взял «Дейли экспресс».

В раскрытом виде газета напоминала рождественскую снежинку, какие мастерят школьники: колонки новостей были вырезаны, остались только семейные и спортивные страницы и комиксы. Фрейзер кинул газету на место. – Вот что они сотворят с твоими мозгами, если позволишь. Не позволяй, Пирс!

Фрейзер говорил очень напористо, не отводя ясных голубых глаз, и Дункан почувствовал, что краснеет.

– Тебе-то легко… – начал он, но взгляд Фрейзера сместился за его плечо и стал иным. Фрейзер увидел мистера Манди, шедшего меж столов, и вскинул руку.

– Эгей, мистер Манди! – театрально воскликнул он. – Сэр, вы именно тот, кто нам нужен!

Надзиратель неспешно приблизился. Дункану кивнул, однако на Фрейзера взглянул с опаской.

– Ну, в чем дело? – спросил он мягким приятным голосом.

– Ни в чем, – ответил Фрейзер. – Просто я подумал, что вы сумеете объяснить, почему тюремная система с таким усердием старается превратить своих обитателей в идиотов, когда могла бы… ну, не знаю… воспитывать, что ли?

Мистер Манди терпеливо улыбнулся, не желая втягиваться в разговор.

– Вот же, ты буровишь, чего хочешь, – сказал он, намереваясь продолжить обход. – Тюрьма позволяет.

– Но она не разрешает думать, сэр! – не отставал Фрейзер. – Не дает читать газеты и слушать радио. Какой в этом смысл?

– Ты сам прекрасно понимаешь, сынок. Зачем вам знать, что происходит снаружи, если вы в том не участвуете? Одно беспокойство.

– Иными словами, если у нас будут собственные взгляды и мнения, нами станет труднее управлять.

Мистер Манди покачал головой.

– Если имеется какое недовольство, сынок, обратись к мистеру Гарниру. Однако будь ты на службе, сколько я…

– А сколько вы на службе, мистер Манди? – влез Хэммонд. Он, Джиггс и все остальные прислушивались; надзиратель замялся. – Мистер Дэниелс говорил, вы здесь чуть ли не сорок лет.

Мистер Манди притормозил.

– Ну, тут я двадцать семь лет, а перед тем – десять в Паркхерсте.[32]

Хэммонд присвистнул.

– Вот это да! – сказал Джиггс. – Больше срока за убийство! А как оно было в старину? Что за ребята сидели, мистер Манди?