Ночной гонец

Накануне дня всех святых[40] жена сутарекульского мельника гнала коров из леса на водопой. Заметив, что скотина сбилась в кучу в сосеннике и топчется, испуганно мыча, она подошла поближе и увидела, что в лесу лежит мертвое тело. Мельник дал знать о том ленсману Оке Йертссону из Хеллашё. Ленсман с двумя батраками пришел на то место, где лежал мертвый. Оказалось, что человек этот был убит и что лежал он в частом сосеннике неподалеку от землянки бердника Габриэля. Его уже сильно поклевали птицы — глазницы были пустые, а в черепе продолблены дыры, — и никто не мог сказать, что это за человек. Когда ленсман позвал присяжного Улу из Кальваму и людей из церковного совета, убитого все же признали. Был это Угге Эббессон из Блесмолы, по прозванию Блесмольский вор.

Поскольку убитый был известным лесным вором, не стали ни искать убийцу, ни дознаваться, как произошло убийство. Послали за Хансом из Ленховды. Он сделал свое дело — зарыл тело лесного вора на Холме Висельников, возле развилка Геташё. Яму он вырыл глубокую, как положено, чтобы голодные звери не сожрали мертвеца.

После этого люди слышали, как палач похвалился: дескать, он хоть и безухий, а слово свое держит. На что он намекал своей похвальбой, никому ведомо не было.

Пастор Тидерус пишет письмо господину Петрусу Магни

«Да пребудут с вами, брат мой, мир и благодать божия и ныне и присно.

Благодаря господа бога нашего, пребываю я здесь, в Стокгольме, в добром здравии. Этот сословный собор наидлиннейший из всех соборов, какие когда-либо были в нашем королевстве. Выборные ото всех сословий находились здесь целых четыре месяца. В прошлое воскресенье состоялась наконец коронация ее величества, и теперь мы ожидаем, что вскоре нас распустят по домам.

Великая смута, поднявшаяся в августе, сейчас поутихла, однако порядки и неполадки остались прежние, а посему трудно предугадать, что еще может произойти. На соборе были приняты уложения, однако сочинены они были самой королевой — в каждом разделе запечатлена ее собственная воля. Двое бранятся — третьему польза. Ее величество использовала распри между сословиями к своей выгоде. Стоило кому-нибудь воспротивиться ее воле, как она начинала говорить с ним языком власти и усмиряла ослушника. Никто не посмел идти противу ее воли. Дворяне не хотели признать пфальцграфа Карла-Густава[41] наследным принцем Швеции, но принуждены были к тому королевой. Пфальцграф домогался герцогского титула, но не получил его. Простолюдины хотели, чтобы ее величество вступила в брак, да остались с носом.

Величайшую же несправедливость и беззаконие совершила королева, когда отказалась принять жалобы и челобитные о возвращении дворянских имений в казну. Дело это по ее приказу отложено до тех пор, пока ей не будет угодно им заняться.

Стало быть, ни одного аршина земли не вернули ее законному владельцу. Напротив, она утвердила право дворян на владение крестьянскими родовыми наделами, ибо теперь их вычеркнут из королевских земельных книг. Оставшись на бобах, крестьянские выборные ходят хмурые; королева обманула их, сделав вид, что держит их сторону. Она говорила простолюдинам ласковые речи, покуда ей надобна была их поддержка в споре с дворянами о престолонаследии. Как только помощь простолюдинов ей стала не надобна, она тотчас же примирилась с господами и ревнует лишь о делах дворян. Она вогнала в бревно топор, стукнула по нему другим и расколола бревно так, как ей вздумалось.

Да простит мне господь, что я осмеливаюсь писать непочтительно о ее величестве, нашей всемилостивой королеве, но она выказала на этом соборе превеликое лицемерие. Сия коварная персона лицемерной игрой своей обманула людей честных и достойных. Женщина эта ума столь хитрого и коварного, каких не сыщешь в целом свете.

Дворяне упиваются своей победой, красный гребень на голове у дворянских петушков вырос и стал еще краснее. Мы, пастыри из малых приходов, в глазах этих господ не более, чем конюхи. Многие вельможи куда как присмирели во время августовской смуты и слова-то не смели вымолвить, а теперь снова приняли надменный вид. Риксканцлер было заболел, а как кончилась смута, вмиг понравился и требует покарать крестьянских выборных, что смело и правдиво выступали против дворян. Таким образом, как союзник граф Аксель из Сёдермёре навеки для крестьян утрачен.

Для нас солнце зашло, теперь ликует королева с дворянами. Малый кусок брошен и бюргерскому сословию — снижена им соляная пошлина. Крестьянам дали ша года передохнуть от налога на скот. При сем полумили они много всяких обещаний, наподобие тех, что им и прежде давали на всех соборах, и много новых посуши, особливо свежих и жирных. Нам же, духовенству, твердили наконец наши привилегии, и теперь мы можем спать спокойно в своих домах. Отныне священнослужитель будет кланяться своему помещику не ниже, чем полупоясным поклоном.