Сведье увидел, что скулы на лице у матери выступили еще резче, а виски запали. Ноги у нее дрожали, хоть она и не несла никакой поклажи. Он взглянул на ее впалые щеки, на дрожащие ноги и спросил, как она жила все это время и что ела.
Они с сестрой толкли почки с деревьев и варили взвар, отвечала матушка Сигга. Добрые люди давали им обглоданные кости, если кто забивал скот. А потом через бродячего швеца Свена прислан им был свиной бок. Ели свинину и благодарили господа. Мясо это им точно с неба свалилось. Сидели себе дома сытые, не надо было бродить по дорогам, где люди валились с ног и помирали на месте. Недавно нашли двух бродяжек, которые померли с голоду; никто не знал, откуда они родом, и на кладбище их хоронить не стали. А уж людям, приписанным к церкви, жаловаться не приходится, — хоть и помрешь с голоду, а вечного блаженства не лишишься.
— В лесу тебе сохранно, — сказала мать.
— Да уж, денег им на моей шкуре не заработать, — отвечал сын.
Огонь пожирал последний огарок. Матушка Сигга достала из кармана юбки новую лучину и зажгла ее от догоравшего пламенника. Лучина вспыхнула, и, когда матушка Сигга снова повесила фонарь на ветку, он осветил посох, лежавший у нее за спиной.
— Никак вы, матушка, с клюкой ходите? — спросил он с удивлением.
— Я нашла ветку в лесу, — сказала она неохотно. — Корни-то скользкие. Вот я и подобрала обломившуюся ветку.
Он взглянул пристально на ее палку — она была срезана на обоих концах.
— Что ты уставился на мою ветку? — в сердцах воскликнула мать.
Неужто он и впрямь думает, спросила матушка Сигга, что хозяйка Сведьегорда ходит с клюкой? Что он еще выдумал? Нельзя, что ли, ветку с земли подобрать? Ну, что ему за дело до этого?
Она только было собралась рассказать ему, какую весть принесла, а тут он уставился на ее палку, и она с досады умолкла. Вести-то, правда, были невеселые. Но, глядя на его суровое лицо, она поняла, что он вытерпит, как пристало мужчине, не станет хныкать да жаловаться.
— Я была у господина Петруса Магни, — сказала она. — Господам оставили право владеть всем, что они беззаконно отобрали у нас. Убеторпский помещик остается хозяйничать в Свсдьегорде.
Она услышала, как хрустнули его пальцы, увидела, как дрогнули его плечи. Но он не вскочил на ноги. Он уже не был таким горячим, как в былые времена.
Матушка Сигга говорила коротко:
— Права нам не вернули. Не день и не год пройдет, прежде чем мы вернемся в свою усадьбу.
Невеселые вести принесли Сведьебонду.
Он ничего не ответил, но слышно было, как его пальцы снова хрустнули.
Лучина в фонаре горела, вспыхивала, и обгоревшая верхушка с треском отваливалась. Хозяйка Сведьегорда приладила новую лучину и сказала:
— На то была воля божья — вернуть тягловому крестьянину Сведье его права, да ожесточились сердца у королевы и помещиков, яко у фараона в земле египетской. Да и от пастора Петруса Магни из Альгутсбуды помощь тоже невелика. Но господь изберет другого. А покуда фохт снимает еще один урожай с нашего поля.
Он замолчал, и молчание это показалось ей долгим и тревожным. Потом он сказал хмуро:
— Может, я помогу господу? Кто же поможет, как не я сам?
— Пастор Петрус Магни говорит, что господь пошлет к нам нового Моисея. Господь бог даст нам праведного короля.
— Может, врет пастор. Свое право надо отвоевывать самому. Мне оно ближе всех.
— Куда тебе, бедняку, против господ!
— Сам свое право потребую.
— Не совладать тебе с ними.
— Совладаю, если жизни не пожалею.
— Нет тебе на то моего благословения!
— Сам, благословясь, пойду.
— Прежде ты не смел ослушаться матери.
— Стало быть, вы даете мне совет спасать свою шкуру?
Она не стала больше перечить сыну. Она теперь поняла, как ожесточилось его сердце с тех пор, как он ушел из дома. Что толку бить кулаками по скале? Когда он сказал, какой ценой хочет вернуть свое право, заныло сердце у той, что породила его, но ему она и виду не подала. Хватит и того, что он увидел ее посох.
— Господь бог пошлет нам короля справедливого, — горячо сказала она. — Явится Моисей и поразит господ.
— Я сам верну свое право, — повторил он.
— У кого ты его станешь требовать?
— Кто обездолил нас? Кто всему виной?
— Помещик, что выгнал нас из родного дома.
— К нему-то я и пойду.
Теперь она все поняла, и снова ей пришло на ум, что словами тут не поможешь. Что толку колотить кулаками по твердой скале? Он волен поступать, как ему вздумается, волен распоряжаться своею жизнью. Какую власть имеет над ним старая, изможденная женщина?
Она заговорила про другое. Вот догорит сейчас еще одна лучина в фонаре, и хозяйка Сведьегорда и Сведьебонд разойдутся каждый в свою сторону. Она сказала сыну, чтобы он ушел первым; ей, дескать, хочется посидеть одной; она знала, что не сможет подняться на ноги без посоха.
Она сказала, что придет к нему в землянку, если надо будет упредить его о чем-либо. Он велел ей не ходить по первопутку, чтоб ее следы не указали бы к нему дорогу. На это она возразила, что он, видно, забыл, как давно поседела у нее под чепцом голова, а то бы не стал ее поучать.