Ночной карнавал

Под куполом храма холодный, синий воздух. Он нежно колышется в ароматах ладана, смирны, елея. Батюшка нацепляет мне на грудь, облепленную мокрым холстом, крестик. Я сижу в купели. Голова моя высовывается из-за края медного чана. Волосы мокры, спутаны куделью. Я приглаживаю их рукой, непокорные. Царь-отец называл меня во младенчестве: златовласка. Гришка показывал мне на одной чудной фреске Ангела Златые Власы. Гришка сумасшедший. Он гладил в воздухе рукой, будто оглаживал Ангельские космы. «На твои косы похожи», - вздыхал он и жалобно на меня глядел. Царской дочери нельзя целовать простолюдина. И я похерила древний запрет. Я целовалась с Гришкой на улице, на задах храма, за наметенным до неба сугробом, тяжело дыша, умирая от счастья и веселья.

— Отрицаешься ли Сатаны и всех деяний его?..

— Отрицаюсь.

Батюшка кричит мне шепотом: плюй! Плюй на сторону! За край купели! Хватает меня под мышки и вытаскивает из крещальной воды. Эту воду можно пить. Ее потом и пьют старухи, зачерпывая ковшиками, подставляя под струю дрожащие пригоршни. В воде плавают волосы. Они после Крещения — святые. Если выпьешь воду Крещения, жизнь твоя не оборвется овечьей шерстиной.

— Плюй на Сатану!

Я плюю. Мокрые косы холодят мне спину. Народ вздыхает. На лицах — радостные улыбки. Еще одна душа спаслась.

Я вскидываю глаза от каменных, выщербленных плит собора. Священник рисует мне на лбу крест кисточкой, обмокнутой в елей. О, душистое масло. Тебя привозят из земли, где в горячее синее небо упираются ливанские кедры, где женщины пекут плоские постные лепешки на раскаленных камнях и угольях, где верблюды жуют губищами пустынные сказы, а цари носят на пальцах звездчатые сапфиры, предсказывающие будущее и исцеляющие от смертельного недуга. И тобою помазали мой грешный лоб. Отец сурово глядит мне в лицо. Масло течет по лбу. Я размазываю его ладонью и вдыхаю его. Лижу руку, смазанную елеем. Жизнь моя. Ты спасена. Ты продолжишься.

Царь жестоко глядит на меня.

Я не опускаю глаз.

Священник читает молитву быстро, сбивчиво, задыхаясь.

Мы с отцом смотрим в глаза друг другу.

Мы родные. И нашла коса на камень. Даже сейчас, в миг Крещения, я не могу смириться с приказом. Он приказывает мне взглядом: ты, крещеная девка, пойдешь за того, кого я тебе предназначил. Я отвечаю глазами: я пойду за того, кого я люблю.

И наши глаза ударяют друг о друга, как сабли.

В тишине пропахшего ладаном собора журчит ручьем — в купели дыра?.. священная вода вытекает?!.. — шепоток: