— О, девочка… Неплохо заработает за ночь. У тебя, Куто, хороший вкус. Она напоминает зайчика. Должно быть, резво прыгает. Худенькие лучше. Они легче. Их приятно сажать на себя.
— Заткнись! Она не хуже тебя. Она лучше. Убирайся! Ты меня утомила.
Глаза его говорили: «Останься, если сможешь. Если ты пошлешь к дьяволу мою грубость. Мои оскорбления. Мой мужской ужас перед тобой.»
Мадлен глядела на него.
Он глядел на нее.
Все пережитое ими всплыло перед ними.
Это огромная Голова Царицы Венециа всплыла в этот полночный час со дна лагуны, и вода стекала с ее шерстяных волос и погасших лампад на лбу, и с неподвижных расширенных глаз, и с картонных ушей, и с властного крутого подбородка.
Они целовали друг друга. Они любили друг друга. Это было меж ними. Любовь священна.
Черненькая кудрявенькая блудница скорчилась в постели, обняла руками колени, накрылась простыней. Застеснялась. Уж не жена ли это приехала к ее amore? Надо делать отсюда ноги. Удирать. Хорошо, денежку он ей дал сразу. И она успела перед тем, как брякнуться в постель, припрятать монету в носок туфли.
Мадлен протянула руки к графу. Красная пелена скорби, любви, воспоминания, жизни застлала ей глаза. Слез не было. Одна музыка звучала внутри нее: последняя песня сурового гондольера, уплывавшего от нее в синюю, звездную морскую ночь. И это была песня о двоих людях, о мужчине и женщине, потерявших друг друга навсегда.
— Уедем со мной, Куто… далеко… в Новый Свет. Барон… хочет тебя убить.
Когда она сказала слово «убить», ей стало смешно, будто это хотят убить муху, комара, осу. Прихлопнуть. Щелкнуть пальцами по смятому крохотному тельцу.
— Барон хочет убрать с пути не только тебя. Но и…
— Твоего теперешнего любовника, — вычеканил граф и повернулся к ней спиной.
В открытое на море окно дул бриз, шевелил занавеси. Проституточка неслышно выползла из постели. Голая, светясь во тьме тонким смуглым телом, пробиралась к туфлям и сброшенному на пол платью, одевалась, густо краснея. Она работала недавно и сильно робела перед мужчинами.
— Это не твое дело, Куто, кто мой любовник! И с кем я! Я приехала к тебе! И я говорю тебе то, что есть на самом деле! И что я чувствую сейчас! Теперь!
— Женщина всегда чувствует сейчас и теперь.
Холодный, ненавидящий голос. Горящие, любящие глаза.
Чему ты поверишь больше, Мадлен. Гляди в оба. Не обманись.
— Барон хочет…
— Барон?!..
Он рассмеялся зло, резко, от всего сердца.
— Барон мой друг, и никогда…
Она подалась вперед. Погляди в эти синие глаза, Куто. Гляди. Заглядывай. Глубже. Еще глубже. Погружайся в них. Тони. Это твое море. Это твоя пучина. Бездна. Ты потонешь. Ты погибнешь. Тебя не спасут. Не вытащат. И ты не всплывешь со дна, как Голова Венециа. Ты утонешь навсегда.
— Все записи речей твоих заговорщиков — у меня. Женись на мне. Уедем. Уедем за Океан. На большом корабле. На другую землю. На иную чужбину. Она станет нам матерью. Мы все забудем, что было с нами на этой земле и в этой жизни. Я стану тебе настоящей женой. Я перестану быть шлюхой. Я забуду человека, которого люблю. Нас слишком много связывает, Куто. Если ты на мне не женишься…
— Дешевка! Паскуда! Да я таких, как ты…
А вот они и слезы, Мадлен, гордячка. Вот они и вспыхнули, как звезды. И горят в глазах. И выливаются соленой смешной водичкой. И льются, льются. Никчемные слезы. Пустые. Посмейся над ними сама. Ни тебе, ни Куто они ни к чему. Но льются. Не остановить.
— Прости, Куто. — Шелест, шепот ее, опадающий, как лепестки роз. Их любимых с Куто роз. — Я говорю пустое. Я просто не могу представить тебя мертвым. Увидеть, что ты будешь лежать вот так… с простреленным боком… с расплывающейся под лопаткой… или под ребром… кровавым пятном… помнишь горбуна, художника… он мне тогда в Мулен де ля Галетт такие пятна нарисовал… а выходит так, что умрешь ты… я не хочу этого… Не хочу… Прости меня… это отчаяние… это…
Она беспомощно оглянулась.
— Это я не знаю что…
Проститутка выскользнула за дверь. Они остались одни.
Было слышно, как под окном, внизу, дышит и шуршит море, бьет в камень дома прибоем, пахнет йодом, солью, водорослями, рыбой, прибрежными камнями, просоленными насквозь валунами. Лампады звезд горели на черном лбу неба. Оно-то никогда не утонет. Бог отделил твердь от воды давным-давно.
Звезды, скажите, что будет с моей жизнью.
— Я выйду замуж за Князя, Куто, и уеду в Рус. Я стану Царицей Рус.
Она плакала. Слезы лились по щекам потоками.
Слезы не пахнут, Мадлен. Плачь хоть целый век. Сколько угодно плачь. Побольше поплачешь, поменьше…