Ночной карнавал

Вместо того, чтоб идти прочь от пляски, он вошел внутрь нее. И оказался в центре огромного хороводного круга, в пустом пространстве, на клочке горячей мостовой, истоптанной тысячью каблуков и подошв.

Он стоял с Мадлен на руках посреди танцующего народа, и вокруг него прыгали, воздевали руки к небу, к первым звездам, мальчишки и девчонки, юнцы и старики, бедняки и богачи-виноделы.

— Вот она!.. Вот она!.. Королева Праздника Вина!..

— Самая красивая девушка Перигора!..

— Венок ей на голову!.. Венок!.. Из синих ирисов!..

— Правильный ты выбор сделал, парень!.. Молодец!.. Какой кусманчик ухватил!..

— Венец королевы!.. Венец королевы!.. Сюда!.. Сюда!..

Она, лежа на руках у Куто, как во сне, видела, — подносят венок из пронзительно-голубых ирисов, надевают ей на затылок, и толпа взрывается одним сумасшедшим общим шумом, одним криком: «Слава королеве!.. Слава!..» — и те, кто ближе к ней, кидаются на колени, бьют лбами в выжженную землю, бросают в нее ветками цветущего миндаля и первыми цветами персика, густо-лиловыми, как чернила, одуряюще пахнущими, — мальчишки прыгают и визжат, музыканты пиликают смычками по струнам коряво срезанных деревенских скрипочек, и вот, вот, ей подносят зеркало, чтобы она погляделась в него, чтобы посмотрела на свою великолепную красоту, на золото волос, на синь бездонных глаз, на румяные, как персики, щеки.

Зеркало. Вот оно.

Зеркало!

Куто держит ее на руках.

Зеркало подносят ближе к ее лицу, ближе.

Она не видит того, кто держит зеркало.

Она смотрит в зеркало, как в пропасть.

Вот она, пропасть. И я должна в нее заглянуть.

Смотри, Мадлен. Смотри в оба. Не ошибись. Ты ошибиться не имеешь права. Ошибаются только раз.

Она приблизила лицо к зеркалу. Хмель как рукой сняло. Кокетливо, радостно улыбаясь, она поправила на голове венок из ирисов.

Прищурилась. Там, за ее головой. Сзади.

Кто?!

Барон сказал: «Этот человек».

Женщина?!

Она должна убить… женщину?!

Улыбка не сходит с лица, вмиг побледневшего. Мадлен поднимает от зеркала глаза. Куто торжествующе держит ее на вытянутых руках, как драгоценную добычу.

— Садись мне на плечи! Ну, как та девушка на парня…

Он взгромоздил ее себе на плечи. Она уселась, как на живом троне. Вот он, любовник твой, идет с тобой круг почета. И ты королева. Ты Царица. Ты снова Царица, Мадлен, хочешь ты этого или не хочешь.

Почему эта женщина так страшно похожа на Кази?!

Она бредит. Улыбайся, Мадлен, улыбайся. Тебе не привыкать. Показывай толпе ослепительные зубы. Маши ручкой. Королева приветствует своих ласковых подданных. Веселитесь! Пейте вино! Выпейте все без остатка! Я вам разрешаю. Музыка, что ж ты не играешь?! Громче! Громче! Не останавливайтесь! Не прекращайте! Заглушите музыкой мой ужас! Мою тоску! Маг, ты здесь! Ты здесь! Ты тоже в толпе! Ты танцевал вместе со мной! Тут, рядом! Ты стережешь меня! Я не сделаю ничего без ведома твоего. Я перо гуся, летящее по ветру. Я увядший ирис в венце. Я маленькая побирушка Мадлен на грязных дорогах Эроп. Они думают, что я королева. Что я Царица. Нет, Каспар, Шри Гхош или как тебя там. Я не Царица. Я была и останусь девкой Мадлен с Гранд-Катрин; с сеновала господина Этьена; с кухни Воспитательного Дома в окрестностях Страсбура.

Женщина. Я запомнила женщину.

Она похожа на Кази.

У нее черные, густые, спутанные волосы; черные горящие глаза; безумный взор; курносый нос. Она одета в черное. Во все черное. Будто предчувствует свою судьбу.

— Слава королеве!.. Слава красавице королеве Праздника Вина!..

Гул, крики, визги, смех колесом катились по ее лицу, в ее голове.

— Куто. — простонала она, наклоняясь к нему. — Куто, слышишь. Мне дурно. Я пьяна. Унеси меня отсюда. Скорей в гостиницу. Холодную ванну. Сигарету. Куто, дай мне сигарету. Быстрей. Мне плохо. Меня тошнит.

Она продолжала улыбаться и махать рукой уже из последних сил.

Она так и сидела у Куто на плечах — всю дорогу, пока он, под приветственные, праздничные, восторженные крики толпы нес ее к зданию похожего на торт, в каменных рюшках и виньетках, отеля.

— Положи меня на кровать.

Он послушно выполнил просьбу.

— Тебе принести попить, Мадлен?.. Съешь что-нибудь?.. Тебе стало плохо от голода… Ты чересчур много выпила… Ты никогда так много не пила…

— Я не голодна, Куто. Спасибо тебе. Ты очень заботлив. Намочи лучше полотенце. Приложи мне ко лбу.

Он намочил полотенце в холодной воде.

— Вот сюда, на лоб… прекрасно… мне уже лучше.

Она лежала долго, молча. Граф сидел рядом с ней.

Тишина отеля казалась мертвой, безжизненной по сравнению с безумным вихреньем кличей и криков пьяной толпы.

— Хорошо… благодарю тебя… а теперь уйди. Есть же еще комната. Я хочу побыть одна. Я не хочу говорить.

Куто покорно вышел. Он никогда не видел такой свою Мадлен. Ее что-то гложет изнутри. Еще минуту назад она была радостной… счастливой… горящей изнутри, как горит изнутри спелый лимон — золотом, цитроном, медью. Мадлен, его горящая золотая свеча. Она потухла. Что с ней?!

Он тихо, стараясь не скрипеть половицами, вышел в соседнюю комнату. Прислушивался. Ни звука. Заснула. Слава Богу.