Ночной карнавал

«Кази!» — крикнула она беззвучно, одними губами.

Револьвер затрясся в ее руке. Кровь застучала в голове бешено, громко, резко, страстно, будто тысячи барабанов забили в темя изнутри. О Кази, ну ты и дура. Что же ты совершила такого. А ничего. Должно быть, то же, что и она. Нанялась неудачливой авантюристкой к чудовищу, наподобье барона. И где-то крупно прокололась. Напортачила. Безупречных людей нет. Все в чем-то виноваты. Вина вине рознь. За провинность журят; за провинность убивают. О Кази, каких же дров ты наломала. Давай я соберу их в поленницу. Я помогу тебе. Я не оставлю тебя.

Она смотрит на меня. Она видит меня сквозь стекло окна. Она бегает глазами вдоль перекрестья рамы. Она чувствует. Она не хочет.

Она не знает, что это я.

Стреляй, Мадлен! Дура! Стреляй! Если не нажмешь на курок, секунду спустя его нажмет тот, кто стоит за дверью ванной халабуды! И он попадет не в сердце тебе! А между ребер! Так, чтоб ты помучилась вволюшку! Всласть! Покорчилась на кафельном полу, поцарапала ногтями край чугунной ванны на кованых тигриных лапах! Кто-то, наслаждаясь, поглядит на твою смерть. А может, и недовольно. А скорей всего, равнодушно. Или вообще не поглядит. Вмажет тебе пулю в спину и уйдет, засунув в карман цивильного смокинга еще дымящийся револьвер. И вся недолга.

Но Кази! Кази! Зачем!

— Я не могу, — пробормотала Мадлен со стоном, — я не могу…

За дверью скрипнул пол. Это не Куто. Это он. Тот, кто ждет, совершишь ты поступок или не совершишь. Выполнишь ты приказ безоговорочно или…

А может, это Каспар!

Не оборачивайся. Если ты обернешься, тебе всадят пулю в лицо. Прямо в рожу. И хоронить тебя будут некрасивой. Размазанной. Распластанной по блюду, как цыпленок табака. Никакой врач не сошьет обтрепанные красные лохмотья. Оставь им свое лицо, Мадлен. Оставь. Но негоже, чтоб и в спину стреляли тоже. В спину — оно как-то позорно. Хорошо бы так: и в грудь, и в спину. Одновременно. И надежно. Тут уж почти наверняка без корчей обойдешься.

О чем она думает. Мысли вспыхивают и гаснут в доли мгновенья.

Время. Время, Мадлен. Ты теряешь время.

— Кази, прости…

Собачка чуть подалась. Еще. Еще. Ну, еще же, Мадлен, дрянь…

Как трудно, оказывается, убивать человека.

Его невозможно убить.

Есть же люди, которые делают это запросто. Ты не относишься к их числу.

Ты просто другая. Другая. Другая.

Рука уже не трясется. Давай!

И быстрее молнии Мадлен повернула револьвер дулом к себе и выстрелила, не понимая, что делает, не глядя, не сознавая, слыша только грохот выстрела и запоминая свое падение на белый кафельный пол ванной — неуклюжее, тяжелое, будто подстрелили медведя, и он повалился набок, не в силах встать на дыбы и устрашить охотника ревом и вскинутыми лапами.

Граф и Шри Гхош вбежали в ванную вместе.

Маг опустился на колени перед потерявшей сознанье Мадлен. Взял ее голову в руки.

Из ее простреленного бока текла кровь. Лилась по белоснежному кафелю, затекала под чугунные литые лапы старинной ванны.

— Я так и знал, что она сделает именно так, — медленно произнес маг, скорбно вглядываясь в лицо Мадлен с полукружьями почерневших век. — Я это предвидел. Но почему?.. Потому, что женщина?..

— Вы… здесь!.. — лепетал граф.

— Принесите лучше чистую простыню… порвите ее на бинты. И вместо спирта — бутыль коньяка. Это замечательно очистит рану.

— Она умрет?! — истерически закричал Куто.

— Нет, — покачал головой волхв. — Рана неопасна. Пока она будет лежать в забытьи и поправляться…

— Она может очнуться через минуту!.. Через…

— Я сделаю так, что она будет находиться в бессознании все то время, пока вы и я будем за ней ухаживать и вылечивать ее, — сурово сказал маг. — А когда она очнется, она не будет помнить выстрела. Все, что до выстрела и все, что после пробуждения, — да. Но сам момент выстрела изгладится из ее памяти.

— Ее память.. — Куто задохнулся. — Ее память и так достаточно изранена! И вы еще прикладываете к этому руку!

Маг печально улыбнулся.

— Если я не сделаю тот, о чем сказал вам, эта память убьет ее исподволь. Она будет не жилец в мире. Она, столь любящая жизнь…

— Кто вы?!

Крик Куто сотряс мраморные стены, кафельный пол и потолок.

— Я человек. Идите и делайте то, что я сказал вам.

Закусив в бессилии губу, чуть не плача, граф выбежал из ванной.

Маг держал лицо Мадлен в ладонях.