Ночной карнавал

Мадлен доела апельсин, вытерла руки о платье и очаровательно улыбнулась барону.

— Я не отдам вам записи, Черкасофф.

Он пришел в бешенство. Она видела это.

— Ты отдашь мне тетради сию минуту. Я сам поведу машину на Делавар. Идем. Быстро!

Он схватил ее за локоть. Она сбросила его руку, как сбрасывают ядовитую змею, жабу.

— Я никуда не поеду. Это Карнавал. Я пришла веселиться. Отдыхать.

— Ты заработалась, стерва! Устала!

— Нет. Я ничуть не устала. Я устала от любви. Я вышла замуж. У меня медовый месяц.

— Сука!.. Я знаю, за кого!

— Знайте. Меня не волнует ваше знание.

Она ринулась вперед.

— Хочу танцевать. Не хочу больше с вами болтать. Вы мне надоели.

Он опять вцепился ей в локти.

— Зато ты мне не надоела!

— Вы хотите скандала? Сейчас весь дворец, все гости герцога, весь сошедший с ума от Карнавала Пари узнает о вашем заговоре и о том, кто вы вообще такой.

— Мразь. Ты все продумала.

Он отступил от нее, ненавидяще сверкая в нее глазами в прорезях маски.

Мадлен пожала плечами.

— Вы причинили мне боль. На руках будут синяки.

— Тебе надо не синяки поставить. Тебя надо проучить. Ты зарвалась. Зарвавшихся ставят на место. За твою шкуру дают дорого, но ты на самом деле и монеты не стоишь. Это я сделал тебя. Я. Барон Черкасофф. Я убью тебя, как собаку.

Мадлен приподняла за ниточку маску, висящую у нее на груди, и, озоруя, швырнула ее в лицо барону.

Морда льва укусила его в скулу и отскочила.

Он судорожно потер щеку. Поднял руку, как для удара.

Синие горящие глаза вровень с его глазами. О, эти синие глаза.

— Бросьте, барон, придираться. Сегодня веселье. Давайте станцуем у герцога в последний раз. Прежде чем я переоденусь, специально для вас, в костюм собаки, а вам дадут в руки игрушечный револьвер.

— Что ж, станцуем.

Желваки у него на скулах ходили ходуном. Кадык перекатывался под подбородком. Эта каналья смеется над ним. Ее красивый рот создан для смеха. Для поцелуев. О, с каким бы наслаждением он затолкал ей в рот… Его передернуло от ненависти и вожделения.

Он вожделел, он хотел эту красивую женщину, повернувшуюся к нему задом, вызывающе вертящую перед ним парчовым шлейфом, покачивающую бедрами, идущую прочь от него — в полный танцующими в масках и диковинных костюмах людьми ярко освещенный зал.

О, Эроп сошла с ума. Востину так. Она не видит, не слышит потрясений, что грядут. Она не хочет видеть и слышать. Она не хочет думать. Ей отшибло мозги. Он, Черкасофф, — жук, безнаказанно роющий гибельные подземные ходы, прогрызающий кору Эроп, с виду цветущей, в соку; а поодаль шумящая на ветру листвою Рус, и к ней ведут его подкопы, и ее точит ржа, ест червь и тля, что он напустил отсюда, из умалишенного Пари.

Твари, вроде Мадлен, знают об этом. Но их мало, Черкасофф. Их крайне мало. И их ведь можно убрать. Всегда можно убрать.

Она ему надоела.

Он знает, что она вышла замуж за Князя. Это написано у нее на морде.

На львиной морде! Вон она, Львица! Танцует уже!

На волосок от гибели была сейчас! А уже пляшет!

Он сжимал в кармане кулак вместо револьвера. У него не было с собой оружия. Он дурак. Он вполне мог ее попугать. Сейчас, когда она так счастлива, она бы испугалась смерти. А так ее ничем не проймешь. И она, как зверь, чует все носом. Тянет воздух и чует. Она поняла, что он не вооружен. Что пришел на Карнавал без револьвера. Шляпа. Вырядился. Он злобно рванул с себя бауту. Поразмыслив, надел снова. Веселье. Если он не получит записи, вот будет веселье. Есть сведения, которые позарез нужно проверить сегодня. Чтобы предотвратить раскрытие его дела.

Музыка крутилась. Втягивала в водоворот.

Он шагнул в пасть зала, как в пасть льва.

А Львица, надевшая маску, танцевала с народом.

Со всеми своими любовниками.