– Спасибо, – я взяла стакан, понюхала коньяк и залпом выпила.
– Ну, ничего себе, – фыркнул Сеня, подвигая мне лимон. – Это ж тебе не водка…
Коньяк обжег горло, и перехватило дыхание, секунду я не могла прийти в себя, но зато напряжение отпустило меня. Теперь я знала, что не испугаюсь, манящего, словно змей искуситель, поджидающего меня дома телефона.
– Помогает?
Я кивнула и, откусив лимон, спросила:
– Скажи, если это не сердечный секрет, есть у тебя неразрешимая проблема? Очень личная, такая, которая ломает тебе жизнь.
Сеня подержал во рту коньяк, подумал, проглотил его и тряхнул головой.
– Не-а, пока что меня ничего кроме учебы не напрягает. Под своей проблемой ты имеешь в виду того хмыря с которым приходила вчера?
– С чего ты взял? – фыркнула я, как можно равнодушнее.
– А какие еще у женщин могут быть неразрешимые проблемы? – он налил чуть-чуть коньяка в мой стакан. Скрытое в его голосе пренебрежение задело меня, и я промолчала.
– Брось, не переживай ты так из-за него. Сам прибежит. Я же вижу, как ты действуешь на мужиков.
Недоверчиво хмыкнув, я залпом выпила коньяк, который, кстати, оказался неплохим.
– У тебя есть девушка? Не просто подружка, а человек, с которым у тебя все серьезно?
– Допустим.
– Тогда представь, что ты хочешь ее и готов лечь с ней в постель, а она вдруг заявляет: «Извини, я тебя очень хочу, но не могу…»
– В том смысле, что у нее есть другой? – Сеня хотя и старался вникнуть в мои вопросы, но такой поворот нашей беседы явно озадачивал и сбивал его с толку.
– Как тебе объяснить? – я попробовала собрать разбредавшиеся мысли. – Она не может ни с кем и с тобой в том числе. Понимаешь? Она очень мучается…
– Ты что, не можешь трахнуться? – изумился Сеня, разглядывая меня, как какое-то африканское чудо вдруг появившееся в его грязной тесной подсобке.
Я кивнула.
– Ну, дела… – пробормотал он, опустив свой стакан. – И твой пижон, конечно, дал тебе от ворот поворот?
– Не… У него другое… у него семья…
– Во, парочка! – развеселился Сеня, хлопнув себя по колену. – Ты не можешь трахнуться, а у него семья… Ну и что? Для тебя это имеет какое-то значение?
– Ну… – он задумчиво посмотрел на меня и кивнув, сказал: – Наверное, имеет… Ладно, с ним все понятно – козел, одним словом, а с тобой-то, что не так?
Я налила себе еще коньяку и, глотнув его, пожала плечами.
– Что, и не догадываешься даже? К врачам ходила? И они, конечно, ничего не сказали? Ты только с ним не можешь или как?
Я лишь кивала или отрицательно мотала головой, отвечая на его вопросы. Сеня закурил, выпустил изо рта дым, и озадачено почесал взъерошенные волосы.
– Всякая проблема имеет свою первопричину и твоя тоже. С чего бы вдруг тебе стали отвратительны мужики? Обычно у женщин такое бывает после изнасилования. Тебя… это… никто… того?
Я отрицательно мотнула головой.
– Может ты выкинула это из головы? Перестала помнить. Такое часто бывает. Память блокирует шокирующие воспоминания, защищая нервную систему, чтобы человек мог жить спокойно, что-то в этом роде…
На задворках моего пьяно поехавшего сознания, что-то забрезжило, вызвав во мне смутное беспокойство. Я перепугалась, поняв, что совсем не готова к предстоящему открытию и ухватилась за первую попавшуюся мысль, как за спасительную соломинку, не желая разбираться с тем чудовищным, что сейчас просыпалось во мне.
– Мне предлагали пройти сеанс гипноза…
– Не, ты мне обо всем с самого начала расскажи, – потребовал Сеня.
И я рассказала ему про две загубленные любви так запросто, будто рассказывала это, очень личное, не постороннему человеку, а давнему знакомому. Спасибо Сене, он никак не комментировал мои откровения, а только курил и слушал.
– Это все не про то, – затушив окурок в блюдечке с лимоном, сказал он, когда я замолчала. – То, о чем ты мне рассказала, всего лишь следствие, а не сама причина, из-за которой тебя колбасит. Давай вспоминай, что было до того, как ты поступила в институт.
– Школа, – развела я руками и потянулась к коньяку.
– Тебе уже хватит, – опередив меня, Сеня забрал бутылку. – Ты здесь всегда жила или приезжая?
– Я здесь родилась.
Сеня удивился:
– А почему я тебя раньше никогда не встречал? Я всех в этом районе знаю. Слушай, а ты школу за двором у старых бараков, помнишь?
– Еще бы! Я в нее ходила. Только те бараки давно уже снесли.
– Ну и дела! Я ведь тоже в нее ходил.
– Ты, наверное, прогуливал по страшному, потому что тебя-то я точно не видела.
– Еще как прогуливал…
– Вот… а я была примерной ученицей, – назидательно подняла я палец.
– Терпеть не мог примерных, – скривился Сеня так, будто опять сжевал лимон. – Мне в школе скучно было. Ты где жила?
– Там же где и сейчас.
Сеня запустил пальцы в свою длинную шевелюру и озадачено взлохматил ее.
– Мог я проходить мимо твоего дома, если мы с пацанами ходили не прямиком, а через дворы?
– Мог. Я в школу ходила тоже, через дворы… так было короче.
– Точно! – обрадовался Сеня. – Тогда ты должна помнить заброшенный дом в том узеньком переулке…
– Он все так и стоит заброшенным…
– Мы там курили, и пиво пили… Давно я не был на той улочке. Ее, наверное, уже перестроили? Ты не знаешь?