Ночной молочник

Илько Петрович взял его в руки. Взгляд недовольный бросил на слабый свет потолочной лампочки. Раскрыл фотоальбом. И оживился. Потому, что семейная фотоистория у бабы Шуры была богатой, спасибо мужу и деду. Тут тебе и сам дед – крупный усатый красавец. Хозяин земли, который ленивым батракам спуску не давал. И жена его, женщина еще крупнее телом. Взгляд властный, а на шее кораллы, которые, казалось, даже сквозь прошедший век, сквозь чернобелость старой фотографии своим родным рыже-коричневым цветом светятся.

На лице у гостя трогательная улыбка заиграла. И лицо от нее похорошело, покладистость в нем проявилась, мягкость.

«Нет, все будет хорошо, – подумала баба Шура, поглядывая на изменившееся лицо гостя. – Образованные – они странные, но не плохие».

Медленно пролистав весь альбом и выпив кофе без сахара, что бабу Шуру опять же удивило, Илько Петрович посмотрел на хозяйку задумчиво.

– А в Голодомор ваша семья пострадала? – спросил.

– Конечно, – всплеснула она руками. – У мужа моего два брата и сестра померли, а мать, мать-то…

Не договорила баба Шура. Испугалась, что если скажет сейчас, что мать мужа с ума сошла, может, и не захочет гость Ирининого молока. Вон ведь как о болезни мужа выспрашивал!

– А что мать? Что с ней?

– Тоже потом умерла. От горя. Он один, бедный, рос, у дядьки.

Гость сочувствующе закивал.

– Я сегодня анализ из лаборатории забрал. Молоко у вашей дочери хорошее, здоровое. И как семья вы нам подходите. Жаль, конечно, что она – мать-одиночка…

В голове у Александры Васильевны потемнело. Вот и этот про мать-одиночку заговорил! Ой, бедная Иринка, бедная! Надо ей штамп в паспорт ставить! И чего Егор тянет с этим?

– Вы, Илько Петрович, извините, – прорвало тут бабу Шуру. – У нас вся страна – мать-одиночка. Потому что мужиков нет! Все только переспать с ней хотят, а как жениться – так деру!

– Страна – мать-одиночка?! – задумчиво и совсем не обиженно произнес гость. – О, как мудро вы сказали!

И уважение, появившееся в голосе гостя, вернуло пожилую хозяйку в хорошее расположение духа.

– Украина – мать-одиночка, – повторил он, сам прислушиваясь к словам. – Все с ней переспать хотят, а жениться – нет! Мудро, Александра Васильевна! Я это в своей лекции употреблю, и скажу, что это вы, простая украинская сельская женщина, сказали! Покажу, какой у нас народ мудрый!

Баба Шура засмущалась. Рот закрыла. На себя рассердилась, что волю чувствам дала.

– Время идет, а мы о главном забыли, – спохватился вдруг гость, на часы посмотрев. – Так сколько вы хотите за литр?

– Я ж вчера сказала, пятьдесят гривен.

– Вы понимаете, Александра Васильевна, у меня ведь зарплата хоть и профессорская, но не большая. Я, конечно, еще репетиторством подрабатываю… Но нам было бы легче, если б вы чуть-чуть уступили.

– А сколько уступить?

– Ну хотя бы по тридцать.

Умножила баба Шура в уме тридцать гривен на тридцать дней. Вышло у нее, как и положено, девятьсот гривен в месяц. Прибавила она к ним в уме свою пенсию – уже за тысячу двести перевалило.

– Хорошо, – сказала. – Давайте, я вас с дочерью познакомлю!

– В другой раз, – выдохнул Илько Петрович. – Мы ведь с вами и так все решили. Чего ее беспокоить! Я за молоком сам заезжать буду… А теперь мне пора. Катерина, наверно, заждалась. У нее после родов слабость постоянная. Хоть она и из старого рода, а со здоровьем не ладится! Да. Я вам тут пару журналов со своими статьями привез. Они там, в портфеле.

Перед тем как уйти, уже застегнув на груди дубленку, вытащил гость из кожаного портфеля два журнала: «Мовознавство» и «Нація і культура». Передал бережно в руки пожилой хозяйки. Попрощался и ушел.

76

Киев. Тихий центр

Дарья Ивановна встретила Семена радушно, как старого приятеля. Усадила его на кухне, заварила крепкого кофе. Дала заглянуть в гостиную, где крепко под теплым пледом спала Вероника. Дождалась, пока он расслабился и взял в руки чашечку кофе. Только после этого повела неспешный разговор.

– Она такая взволнованная вошла! Нет, даже не вошла – вбежала! – произнесла она, всматриваясь в лицо гостя. – И мне про аварию стала рассказывать…

Рука с чашкой кофе замерла у губ Семена. Вспоминать об аварии ему не хотелось. Никогда не хотелось.

– Вы извините, конечно, – хозяйка виновато улыбнулась. – Это ваше личное дело, я не хочу, чтобы вы думали будто я просто любопытничаю… Я недавно мужа потеряла…

Семен кивнул. Сказал негромко: «Я знаю!» и снова расслабился.

А Дарья Ивановна стала ему о муже рассказывать, о его странностях. Семен с интересом слушал. Не только потому, что Дарья Ивановна умела рассказывать, но и из-за того, что рассказывала она об авторе тетради-дневника, которая этим утром так неожиданно приковала к себе внимание Семена.

– А он что, придумывал новые лекарства? – спросил неожиданно гость.