Он чувствовал себя подготовленным еще хуже, чем обычно, но не очень волновался из-за этого. В отчете, который он тайком просмотрел прямо на месте, содержалась только самая очевидная информация: подготовка результатов вскрытия займет довольно долгое время, однако по имеющимся данным умерший был взрослым мужчиной европейского типа (остатки кожи, волосы), относительно высоким, но по сохранившимся элементам одежды личность его определить невозможно. Время смерти также на настоящий момент не установлено, но можно предположить, что тело пролежало там по меньшей мере в течение шести месяцев, очевидно, еще дольше. После установления причины смерти будет также рассмотрена вероятность того, что пострадавший был убит в ином месте, после чего его тело было перенесено туда, где его позже обнаружили.
Валманн застрял на абзаце о «сохранившихся элементах одежды». Изложенное там совпадало с его (и полицейского Фейринга) точкой зрения о том, что это останки не обычного праздно гуляющего человека, так как сохранившиеся лоскуты не напоминали прогулочную одежду. Пиджак старомодного фасона, дешевая майка, синтетические брюки — здесь было кое-что странное: ни на покойнике, ни поблизости не было найдено обуви. Это подтверждало версию, что тело перевезли в Танген. Следовательно, установление личности покойника будет напоминать поиск пресловутой иголки в стоге сена.
— Мы уже связались с Управлением уголовной полиции, — поспешил ответить Валманн, заметив, как Йертруд Моене вцепилась в подлокотники, а так она делала перед тем, как заговорить, — они проверят сведения об известных криминальных личностях, которых потеряли из вида в течение последнего года. Возможно, так мы нападем на след.
— Это все замечательно, — перебила его Моене и на мгновение угрожающе замолчала, — будем надеяться, это принесет хоть какие-то результаты. Но расслабляться не стоит. В отчете я ничего не обнаружила о доме.
— Доме? — Валманн сперва не понял, о чем она.
— На некоторых фотографиях можно различить низкий бревенчатый дом на заднем плане. — В голосе Моене послышались недовольные нотки, которые появлялись, когда ее предложения не были немедленно одобрены.
— Та старая хижина в конце дороги, где стояли машины? — По ее лицу было видно, что это именно так. Он также понял, что это будет расценено как его недосмотр. Он попытался найти оправдание: — Но она нежилая. В аварийном состоянии…
— В любом случае, — Моене поняла, что он готов отступить, и продолжала: — Если учесть, что нам известно об умершем по результатам предварительной экспертизы, вряд ли он был особенно привередливым в плане жилья. Ведь совсем не сложно посмотреть на нее… на хижину, у вас же были там люди?
Фейринг вмешался:
— Шеф, нас там было всего четверо. И у нас было достаточно работы с телом, разбросанным по довольно большой территории.
— Пятеро.
— Что?
— Вас было пятеро. — Моене упрямо сжала губы.
— Нет, прошу прощения, четверо.
— Вас должно было быть пятеро: вы сами, Валманн и трое криминалистов.
Тишину, на мгновение воцарившуюся в тесной, загроможденной мебелью «дежурке», все поняли однозначно и верно: Юнфинн Валманн, ответственный за расследование дела о трупе, найденном в трех километрах к северу от Тангена, заглянул на место происшествия всего на пару минут.
Он понял, что ему надо немедленно исправить положение, хотя бы попытаться.
— Моене, если это действительно так важно, то я сам мог бы туда съездить. — Он был словно подсудимым, который не желает признавать собственного приговора. Ведь это бессмысленное, дерьмовое дело, «висяк», к которому ни с одной стороны не подступишься. Однако замечания Моене оказывали на него именно такое действие: ее критика не была конструктивной, а нападки касались методов его работы, принципов, да и вообще его отношения к обязанностям полицейского. — Прямо сейчас и поеду. Если что-то найду, то доложу напрямую, хорошо?
— Лучше поздно, чем никогда, Валманн. — Моене улыбнулась своей обычной кисло-сладкой улыбкой победительницы. Даже морщинки вокруг глаз и рта излучали триумф.
— Вполне возможно, что там осталось что-нибудь любопытное, — пробормотал Валманн, поднимаясь.