Ночной пасьянс

«Как жаль, что Тимофей не дожил до такого часа, — думал он о брате. Вот бы порадовался, сейчас стоял бы здесь, мы бы и рюмками сегодня чокнулись за это событие. — Взгляд Юрия Кондратьевича еще раз скользнул сверху вниз по столбцу фамилий, и тут он наткнулся на те две, знакомые Василий Кунчич и Остап Ляховецкий, — из-за которых несколько лет назад и разгорелся весь сыр-бор. Да, Тимоше пришлось повозиться… И правильно он поступил и как командир, и как председатель парткомиссии… Даже удивлялся, что родственники Кунчича и Ляховецкого так долго не возбуждали этого дела… Но когда отыскались расстреливавшие их — Орлик и Воронович, — с помощью КГБ и прокуратуры все пошло, как по маслу…»

— Ну что, Юрий Кондратьевич, исполнили мы долг перед земляками? спросил стоявший рядом секретарь райкома. — Как считаешь, не зря потратились?

— Нет, правильно сделали. Что деньги?!.. А это, — кивнул он на стелу, — духовный капитал, — и трудно было понять, насколько он верил своим словам, но секретарь райкома, словно чтобы убедить дорогого гостя и себя в том, что слова эти отражают истинные мысли Юрия Кондратьевича, согласно закивал головой.

— Надеюсь, пообедаем вместе? — спросил секретарь райкома.

— Здесь? — поинтересовался Юрий Кондратьевич, имея в виду районный ресторан, почему-то называвшийся «Юбилейный», который располагался на втором этаже нового стеклянного здания.

— Зачем же? В помещении душно.

— Ладно, — согласился Юрий Кондратьевич, завершая игру…

И они двинулись к машинам, стоявшим у райкома.

Площадь опустела. Единственный человек, выделившийся из толпы и оставшийся возле стелы, был Олег Зданевич, приехавший сюда утром рейсовым автобусом. Он обошел стелу, внимательно перечитывая фамилии, потом, остановившись на том, что искал, снял с плеча фотокамеру, поймал в объективе слова «Василий Потапович Кунчич, 1902–1941 гг.» и «Остап Владимирович Ляховецкий, 1901–1941 гг.», сфотографировал их и зашагал к кафе «Днестрянка». До отхода автобуса на Подгорск был час с четвертью. Олегу не хотелось болтаться по городку, знакомых здесь вроде бы и не было, но ненароком на кого-нибудь мог наткнуться.

19

В июле темнеет поздно, матово-сиреневые сумерки длятся долго. Солнце давно село, но ровный его отсвет впитался в небо, на котором неподвижно висела скоба блеклого месяца. Тишина и беззвучие, не шелохнется ветер, обмерли листья. Крутые своды старых домов, купола церквей и стреловидные уступы костельных башен гравюрно впечатаны в светлую высь.

А двое ждали, когда стемнеет. Сидели в парке на скамье перед озерцом. Плавающие днем лебеди укрылись на краткий сон в маленьком углублении берега под свесившимися почти до самой воды ветвями ивы. Не спала только огромная чугунная лягушка на середине озера, выбрасывающая из своего рта струю позванивавшей воды, от которой по поверхности расходились вялые круги.

Они молча курили. Все было оговорено заранее — немногословно и даже как-то лениво, поняли друг друга с первых фраз.

— Ты все взял?

— Да.

— Ломик надежный?

— Посмотри, — открыл большую черную сумку.

Тот смотреть не стал, откинулся на спинку скамьи и с наслаждением вытянул ноги, сильно напрягая мышцы.

Когда совсем стемнело, они поднялись и двинулись к центру города. С башни старинной ратуши, где теперь помещался горисполком, в ночную тишину куранты уронили три мягких музыкальных удара — без четверти двенадцать. Блеклый серпок луны, словно выгнутое лезвие бердыша, пропоров кроны деревьев, застрял где-то в ветвях далекого лесопарка.

Они шли по узким улочкам, много веков назад вымощенным тяжелой выпуклой брусчаткой, стиснутыми невысокими домами, почти каждый значился памятником архитектуры XIV–XVI веков. Автомобильное движение здесь было перекрыто — в этом коридоре из древнего камня едва ли удалось бы проехать, тем более разминуться.

— Как в кино, — сказал один, задрав голову и разглядывая дома.

— Первый раз видишь, что ли?.. Тоже мне… Будет тебе сегодня кино, многосерийное.

Улица называлась Армянская. К XVI веку армяно-грегорианская православная церковь вынуждена была заключить унию с Ватиканом, потеряв таким образом свою самостоятельность, возник католический армянский архиепископат, дом которого сохранился при Армянском соборе, куда и направлялись сейчас двое. Собор стоял в конце улицы. Кажется в 1364 году тут была создана епархия всех армян Руси и Валахии. Теперь здание, никем не охраняемое, кроме таблички на стене, указывающей, что этот памятник архитектуры охраняется законом, постепенно разрушалось. Калитка во внутренний дворик оставалась всегда открытой — входи, кто хочешь, и делай, что хочешь. Открытой была и узкая деревянная дверь на тяжелых кованых петлях, ведшая в подземелье под зданием, где в отсеках находились теперь складские помещения каких-то городских организаций и учреждений…

По длинной каменной лестнице они спустились в подземелье, в лицо дохнула плотная многовековая сырость.

— Зажги свечу, — сказал главный.