Ночной пасьянс

— Где вы их нашли? — оторопел Щерба. — Это они?

— Это мои. Я ездил в них в Ужву. Вот, — и Скорик повернул туфли к глазам Щербы подметками.

Обе подметки и каблук были густо измазаны оранжевой краской.

Скорик опустил обувь на газету.

Они стояли, глядя друг на друга: Щерба, прищурясь, что-то соображая, Скорик — выжидающе.

— Садитесь, картошка стынет, — сказал наконец Щерба, возвращаясь к столу. Не спрашивая, он налил обе рюмки. — Ну? — поднял глаза на Скорика. — Рассказывайте.

— Калитка во двор Бабич была открыта, — начал Скорик. — Я поднялся по крыльцу на веранду. Сразу почувствовал запах свежей краски. Внутри веранды, в центре, дверь. Подергал — заперта. И тут меня окликнул Верещак: «Эй, товарищ, куда?! Там покрашено! Заперто тут, вход у них со двора через кухню. А вы к кому?» Я двинулся назад, но нагадить успел прилично: на полу хорошие следы моих ног… Объяснил ему, кто я и зачем приехал. Повел он меня к себе. Допрашиваю его, а сам на туфли поглядываю. Жалко, ацетоном мыть придется. Поймал он мой взгляд и говорит: «И вам не повезло, и мне. Первый раз покрасил, а на следующий день был у них какой-то гость, видно чужой, не знал, что с веранды хода нет, ну и полез, как вы. Второй раз сегодня пришлось покрывать». Закончил я допрос, мысленно перебираю, не упустил ли что-нибудь. И тут меня как кольнуло: а когда он первый раз красил? Спросил. «Ульяна давно просила меня обновить. Все подходящей краски не было. А тут выбросили. Купил, значит. Во вторую пятницу месяца было, ко мне как раз из телеателье приезжали гарантийщики, забирали в ремонт телевизор». Угадываете, Михаил Михайлович, о чем я подумал?

— Угадываю, угадываю — буркнул Щерба.

— Вторая пятница — это четырнадцатое, и человек, наследивший в субботу был чужой, не знал, что вход со двора, полез на веранду… Ну, закончил я допрос, попросил у Верещака какую-нибудь старую обувь. Дал он мне разбитые кеды, на два номера больше. Я переобулся, свои туфли в газету завернул… Вот и все… Да, я еще взял у Верещака в баночку из-под майонеза этой краски.

— Вот это вы правильно сделали.

— Как считаете, зацепились мы?

— Во всяком случае, есть чем заняться, — неопределенно ответил Щерба…

Потом они пили чай, рассуждали и под конец Щерба сказал:

— Если Верещак что-то напутал, а Романец не соврал, что подобрал человека на выезде из Ужвы, тогда мы опять попали впросак. А если соврал Романец и прав Верещак, тогда приплюсуем сюда и наши с вами фантазии, что Романец увозил гостя Ульяны Бабич из ее дома. В этом случае надо искать его следы в машине скульптора. Коврик в «Ладе» ворсистый. Пусть не явные, но какие-то следы краски на ворсе должны остаться. Краска свежая. В машине, во время движения, при торможении человек упирается ногами в пол. Коврик изымите. Вместе с баночкой краски, что вы привезли, с вашими туфлями его надо отдать в НИИ судебной экспертизы. Дальнейшее зависит от результатов экспертизы.

— Как долго они это делают, Михаил Михайлович?

— И месяц, и два. Думаю, в данном случае недели за две управятся. Позвоню, попрошу, чтоб поторопились…

— А Романца в среду будете допрашивать?

— Нет. Есть смысл подождать результаты экспертизы, но наблюдение за ним установим.

Прошло не две, как рассчитывал Щерба, а три недели. Откуда-то натянуло набрякшие сизые тучи, медленно, низко ползли они над городом, то в одном его районе, то в другом вдруг срывался дождь. Похолодало. Даже днем было хмуро, серо.

Щерба ходил уже в плотной куртке и кепочке из темной буклированной ткани, а Скорик в модном стального цвета плаще, кокетливо подняв воротник, без головного убора, но с элегантным японским зонтиком…

Позавчера получили заключение экспертизы: краска на ворсе коврика из «Лады» Окпыша, из баночки, привезенной Скориком, и на его туфлях имеет общую групповую принадлежность. Щерба понимал, что подобное заключение могло играть роль лишь косвенную, в совокупности с другими доказательствами, но и то слава богу.

Сценарий допроса Романца Щерба и Скорик проговорили накануне. Сейчас, ожидая Романца, Щерба думал, что за время истекшее с момента первого допроса, Романец, если версия их чего-то стоит, получил возможность успокоиться и как-то подготовить себя к следующей встрече в этом кабинете. Думал Щерба и о том, что обыск в его квартире спустя столько времени уже ничего не даст, не дурак же он, что-то хранить дома. По сообщению оперативников ничего необычного в его поведении не было…

Романец опоздал минут на пятнадцать, извинился, сославшись на какую-то срочную работу. Внешне он не изменился, был спокоен, не сетовал, не возмущался, будто давал понять: «Я понимаю, это неизбежная формальность, рад помочь, чем смогу, надеюсь, что пробуду тут недолго».

Он ждал, что следователь придвинет к себе бланк протокола допроса, возьмет ручку и приступит. Но тот сидел, откинувшись в кресле, потом вдруг спросил:

— Как самочувствие Ульяны Васильевны?

Такое начало было несколько неожиданным. Романец шевельнулся в кресле, посмотрел на Щербу, ответил:

— Плохо. Безнадежно. Это уже второй инсульт.