Ночной поезд

— Черви, — попросил стрелочник. — Насчет паровоза я тоже знаю, что сказать. Вы видели, какие там окна?

— Конечно, видел. Они больше обычных.

— Больше и будто замазаны дегтем, — сказал стрелочник. — Вот я и думаю: что может видеть машинист сквозь этакую черноту. Опять черви.

— У меня нету. Беру еще карту, — сказал господин Фотиаде.

— Берите еще две, и я скажу — последнюю. Все.

— Мамочка родная! — воскликнул господин Фотиаде. — Ты удвоил. Дай-ка я посмотрю, сколько у меня... М-да, вроде я вышел из игры, давай еще разок!

— Господин начальник, что-то не хочется. У вас и так большое преимущество.

— Послушай, у нас еще полчаса! — Господин Фотиаде посмотрел на часы.

— Да, но пока вы переоденетесь... пока я надену чего-нибудь потеплее.

— Ладно, как знаешь. Но сыграем, когда он пройдет.

— Сыграем, господин начальник. Позвоните мне, когда дать зеленый свет.

Стрелочник встал и помог господину Фотиаде подняться из шезлонга. Потом унес плетеный стол и стул в зал ожидания. В сторожку он пошел не прямо, а кружным путем, мимо сарая. Отпер замок и вынес из сарая жестяную канистру. В сторожке отлил из нее в большую кружку, потом закупорил канистру и с кружкой вышел из сторожки. Пошел к светофору, оставил кружку у столба, а сам поднялся по лестнице, вынул фонарь из гнезда светофора и спустился с ним вниз. Отвинтил крышку  резервуара и налил из кружки столько, сколько в него поместилось. Снова завинтил резервуар, поднялся по лестнице и поставил фонарь на  место. Прибавил фитиль до упора и спустился вниз. Отошел на несколько шагов и оглянулся. Сейчас светофор был прекрасно виден. Вылил то, что осталось в кружке, в кювет и вернулся в сторожку. Взял канистру и отнес ее в сарай. Запер сарай на замок, посмотрел на освещенное окно  господина Фотиаде и закурил сигарету. Постоял немного и отправился  в сторожку. В сторожке, стоя на коленях, он перерыл сундучок под кроватью, вытащил из него цепь и вышел. Посвистел. Мишка прибежал откуда-то из-за сторожки и остановился перед ним в ожидании. Он склонился над собакой и, закусив сигарету, стал прицеплять к ошейнику цепь. Другой конец цепи он прикрепил к скребку для очистки обуви, вбитому на пороге. Выбросил сигарету. Пес стоял спокойно. Давненько он не привязывал пса — с тех пор, как тот был молод и зол, однажды даже прыгнул на Тудосию и чуть не разорвал ее, беднягу, на куски.

Стрелочник распрямился и сел на ступеньку. Прошло несколько минут. На вокзале загорелись огни. Зазвонил телефон.

— Да, господин начальник, сейчас, — сказал стрелочник в трубку, надвинул на лоб фуражку и взял фонарь. Зажег спичку — руки не дрожали. Оставив фонарь у порога, он отправился к светофору и переключил на зеленый свет. Потер руки и похлопал себя по плечам. Было холодновато. Поглядел на Мишку. Собака, растянувшись на животе, дремала. Левый глаз у нее гноился, скоро совсем закроется. Сколько она еще протянет, а потом... в болото.

Стая уток прошуршала над головой. Он поглядел вверх, но увидел только большую круглую луну, освещавшую речную пойму. Вот почему такими белыми кажутся руки. Он спрятал их в карманы брюк, нащупал там портсигар и спички. Курить не хотелось, во рту был кисло-горький вкус. Он сплюнул и угодил как раз на рельс главного полотна. Плевок напоминал серебряную монетку — будто ее положили на рельсы, чтобы поезд ее расплющил. Так он делал мальчишкой, когда хотел, чтобы монетка стала побольше, — для игры. Сам он выигрывал редко — ладонь у него была маленькая и пальцы короткие, не покрывали монеты других игроков. Но не огорчался: монетки, расплющенные поездом, все равно не будут годиться.

Он глянул на станцию. Господин Фотиаде как раз вышел на перрон проверить, как светит его фонарь. Фонарь у него был трехцветный, не простой: этот особый фонарь — единственное, что осталось у него от той, прежней, станции. Все-таки что-то. Стрелочник повернулся и посмотрел вдоль линии в сторону реки. Вот-вот придет. Вынул правую руку из кармана и положил ее на рычаг сигнала. Рычаг был холодный. И рука в лунном свете будто припорошена мелом. Сколько раз он дергал к себе и толкал от себя эту рукоятку! Если бы за каждое движение полагалось по пятаку, он был бы сейчас богачом. Ведь прежде, когда было что возить, в день проходило по пять товарных. В те времена между шпалами не рос пустырник, не то что теперь. Понемножку все отсюда уехали, остался он один, чтобы...