Ночной поезд

Когда Мишка начал рычать, стрелочник зажег фонарь и вышел. Однако не спустился на тропинку, а остался стоять на крыльце — отсюда и видно лучше, и вихрь от поезда не такой сильный. После дождя не должно быть пыли. Он поднял фонарь так, чтобы не слепил свет, и стал ждать.

Паровоз надвигался из темноты с той же скоростью, сбивая ветви плакучей ивы перед светофором. Стрелочник заметил у переднего цилиндрического котла толстые щиты; потом увидел, что первый вагон, который обычно бывает почтовым, примыкал к паровозу так близко, точно между ними не было буферов. Он начал было считать вагоны, но взгляд его последовал за третьим — ему показалось, будто под дверью выступает подножка. Он впился глазами в вагон, когда тот мчался мимо светофора, и, проводив его взглядом до сарая, убедился, что был прав: под дверью, примерно на расстоянии метра от необычно большой ручки, действительно была подножка. Он поставил фонарь и снова вдохнул воздух, но ничего не почувствовал, кроме привычного запаха угля и пара.

С перрона господин Фотиаде делал фонарем призывные знаки. Стрелочник загасил свой фонарь, отнес его в сторожку и позвал пса. Собака, скуля, прижалась к его ногам. Она дрожала всем телом.

— Что с тобой, а? — ласково спросил стрелочник и погладил Мишку по спине. — Что ты такое увидел, а, Мишка?

На третий день тоже стояла хорошая, хоть и прохладная погода. Тонкая завеса облаков дымкой обволакивала солнце, не давая ему как следует выглянуть, и все было облито мягким, бледным, будто лунным, светом. После обеда, когда прошел четыре тысячи пятый, стрелочник собрал в огороде спелые помидоры и отнес их в комнату господина Фотиаде. Попробовал было яблоки с яблони у колодца, но они были еще маленькие и кислые. Когда господин Фотиаде напомнил ему, что можно бы покрасить вывеску, стрелочник указал на штабель неколотых дров: нечем топить печку. Он колол дрова до самого вечера и носил их кошелками в сарай. Вечером господин Фотиаде отказался от курицы, заявив, что мясо ему обрыдло. Решили пожарить картошку на сале и приготовить салат из помидоров. Господин Фотиаде почистил картошку своим ножом с рукоятью в виде женского торса и нарезал ее по своему вкусу тонко-тонко.

Они сидели на перроне за плетеным столом и играли в карты, в американскую семерку, господин Фотиаде говорил, что он в этом деле мастак. Поверх халата он был закутан в казенное одеяло. На одеяле название станции тоже было уже неразличимо.

— Пики! — произнес господин Фотиаде, превозмогая икоту. — Последняя!

— Трефы! —сказал стрелочник.

— Ага! — воскликнул господин Фотиаде. — Да ты мошенник, попридержал семерку. Я взял карту. Давай сюда.

— Я тоже одну возьму, — сказал стрелочник.

— У тебя тоже нет? — удивился господин Фотиаде. — Ну, тогда я тебя обштопал: пики! И последняя.

— У меня нет, — сказал стрелочник.

— Вот так, возьми карту, вот так... И все! Счет!

— Шестнадцать, — сказал стрелочник.

— Давай посмотрим, — сказал господин Фотиаде и посчитал карты противника, потом взял карандаш. — Шестнадцать плюс пятьдесят семь... шестьдесят семь... и шесть... семьдесят три. Еще немного, и ты выходишь из игры. Кто сдает?

— Вы.

Господин Фотиаде стал тасовать карты.

— Вот увидишь, завтра и послезавтра, когда уже не будет поезда, пропадем с тоски, —задумчиво сказал он. — Надо купить табле[3].

— В шахматы вы не умеете? — спросил стрелочник.

— Умею двигать фигуры, — ответил господин Фотиаде. — Мне трудно сосредоточиться, я начинаю сердиться... — И он ткнул указательным пальцем в лоб. — Сколько у тебя?

— Четыре, — ответил стрелочник. — Дайте мне еще одну.

— Вот, возьми, — сказал господин Фотиаде.

— Знаете, что я видел в поезде, господин начальник? — сказал стрелочник, раскладывая карты. — Вы говорили, что у него нет подножек. Есть. Я сам видел.

— Да? — удивился господин Фотиаде. — А я не заметил. На самом деле, подножки должны быть. Иначе как садиться пассажирам? Мне нужны пики.

— Каким пассажирам? — спросил стрелочник.

— Ну... — замялся господин Фотиаде, — пассажирам, которые в нем едут, ведь не идет же он пустой.

— Никого в нем не видел, а я смотрел внимательно, — сказал стрелочник.

— Я тоже не видел, — признался господин Фотиаде, — но это не значит, что в нем никого нет. Может быть, они спят?

— Кто?

— Пассажиры, — ответил господин Фотиаде. — Ты что, не играешь?

— Так все и спят? В этаком грохоте? И проводники? Я бы побоялся ехать в поезде, где все спят.

— Может, проводника в нем нет, — сказал господин Фотиаде. — Тебе дают билет на станции отправления до станции назначения, билет проверяют на перроне при посадке, а дальше — спи себе...

— Не может быть, господин начальник! Свет все же должен где-то быть зажжен — в уборной, в умывальне... Иначе все как слепые будут друг с другом сталкиваться лбами. Я думаю, этот поезд обкатывают, и вагоны пустые. А коли они пустые, зачем напрасно жечь свет? Экономят.

— А паровоз? — спросил господин Фотиаде. — На нем тоже экономят?

— Глядите, вы ошиблись, господин начальник, — указал стрелочник.

— Ой, прости, — извинился господин Фотиаде. — Всегда я путаю эти карты.