Ночной полдник

«Летающее кровососущее чудовище!» — гласил заголовок, набранный крупным шрифтом. А под ним значилось: «Бернард Вайнз, специальный корреспондент». Перегруженная прилагательными статья представляла собой захватывающий рассказ о молодой учительнице из Ла-Басуры, которая отправилась погулять в пустыню, но так и не вернулась. Два свидетеля, которые неподалеку пили пиво и били бутылки, слышали крики и видели какое-то жуткое существо, спустившееся с небес и унесшее женщину вдаль.

— Отличная история про чупакабру, Бернард, — похвалила я. — У вас замечательный стиль, если, конечно, забыть о гиперболе.

— Желтая газета без преувеличений — как кошка без меха: любопытство вызывает, а привлекать не привлекает, — возразил Берни. — У вас хорошее зрение, вы можете читать в темноте.

— У меня ненормальные зрачки, — сообщила я, надеясь, что не ошиблась анатомией. Может, надо было назвать сетчатку или роговицу? В тот момент я чувствовала себя полной идиоткой — в ПУ я посещала семинары по шизоидной поэзии и прикалывалась над друзьями, которые в это время из последних сил ходили на курс человеческой биологии. — В этой статье хоть что-нибудь правда?

— Там все-правда. Может, конечно, женщина просто сбежала с лучшим другом своего мужа, а может, и нет. У нас тут все время происходит что-то странное, особенно возле «Парагона».

Когда мы приехали в городок, в «Клубе Левака» уже вовсю зажигали. Берни, неся в руке коричневый бумажный пакет, провел нас к двум столикам, стоявшим в углу. За одним из них уже восседала какая-то юная парочка.

— Проваливайте, — обратился к ним Берни. — У меня полно работы.

— Хорошо, господин Вайнз. А это ваша девушка?

— Вон! — рявкнул Берни. Когда парочка удалилась, он пояснил: — Бывшие ученики. — Затем, вынув из сумки стопку каких-то письменных работ и две красные шариковые ручки, он положил все это передо мной. — Вот, проверьте их.

Полистав работы, я поняла, что это сочинения о расовых отношениях в романе «Убить пересмешника».

— Берни, я не имею ни малейшего понятия о том, как оценивают работы в средней школе.

— За бессмысленное словоблудие и повторения я снижаю оценку. Во всех других случаях можете оценивать как хотите.

Некоторые из посетителей узнали Томаса, так что очень скоро он оседлал своего любимого конька и принялся травить байки о работе. Томас оказался неплохим рассказчиком — он завоевывал внимание самых красивых женщин посредством многозначительных взглядов, замолкал, где надо, чтобы усилить эффект, выкладывал кое-какие грязные подробности из жизни звезд.

Если снять шелуху забавных историй, он, как мне показалось, рассказал чистую правду. Его мать была индианкой из Центральной Америки. Когда она впервые попала в Лос-Анджелес, то говорила только на языке своего народа, и один из работодателей воспользовался ее беззащитностью. Томас не имел понятия ни об имени своего настоящего отца, ни о его местонахождении.

Проверяя сочинения, я поправляла описки и орфографические ошибки, писала замечания на полях. Я старалась сохранять на своем лице недовольную мину, однако на самом деле я с удовольствием читала мысли учеников, особенно самые эксцентричные.

Берни остановился возле меня после оплаты очередной порции напитков.

— Как дела?

— Понимаете, я целый день работала над сценарием.

— Творчество — это не работа. Мы это уже установили.

— Действительно, как это я могла забыть? — Я взяла в руки сочинения, которые мне понравились. — Вот эти — достаточно вдумчивые. Население Ла-Басуры слишком разнообразно для изолированного местечка — почему так?

— Когда-то тут был вокзал. По железной дороге кто только ни приезжал. А когда вокзал закрыли, все они остались.

Я окинула взглядом смешанную толпу, собравшуюся в баре.

— Это замечательно. Мне нравится.

— Поторопитесь закончить. Скоро начнется представление.

Слушая, как на малюсенькой сцене поет подражательница Эдит Пиаф, я подумала, что, если бы не мои опасения насчет собственного состояния, в общем и целом мне очень весело. Мерседес была права — как можно всерьез воспринимать мою болезнь, если я сама отношусь к ней легкомысленно? Я настолько углубилась в самобичевание, что чуть было не начала подпевать песне «Нет, я ни о чем не жалею», исполнявшейся на бис.

Берни слушал, откинувшись на спинку стула. Время от времени он, обращаясь ко мне, озвучивал свои взгляды на литературу. Оказалось, он любит книги, действие которых происходит в пустыне, — от вестернов до историй о привидениях.

— Почему? — удивилась я.

— Пустыня — совершенно неземной пейзаж. Попадая туда, будто бы оказываешься на другой планете, — пояснил Берни. — Что там у вас происходит с Томасом?

— Ничего. У меня есть парень.

— Нуда, я забыл… Наверное, потому, что ты спуталась с этим кретином. — Он кивнул в сторону Томаса, который пил перно из рюмки, установленной в ложбинке меж грудей какой-то дамы.

— Зачем ты сфотографировал Томаса возле моего дома?

— Привычка — вторая натура, — пробормотал он. — Никогда не знаешь, что может пригодиться.