Ночной полдник

— Я не путалась с Томасом. В сущности, даже если бы он был мне интересен, что само по себе смешно, я не в его вкусе.

Берни тщательно осмотрел меня с ног до головы.

— Дорогуша, ты любому придешься по вкусу.

Разговоры за бокальчиком спиртного напомнили мне о ранчо, и я вдруг поймала себя на том, что скучаю по язвительным замечаниям Эдны и по espiritu de los cocteles, расслабленному чувству единения, снисходившему на нас, когда мы наблюдали за заходом солнца. Несмотря на то что я выпила несколько бокалов крепкого столового вина Левака, я не была навеселе — ну разве что самую малость. И вспомнила, что на Иэне алкоголь, сколько бы тот его ни выпил, чисто внешне не сказывался никогда.

— Я устала, — заявила я. — И хочу восвояси.

Вытащив Томаса из «Левака», мы двинулись в обратный путь, к «Парагону». Только я предалась меланхолии на заднем сиденье, как вдруг Берни, притормозив, спросил:

— Вы слышали это?

Он остановил машину на обочине дороги и опустил стекло. Я последовала его примеру. Откуда-то издалека донесся зловещий и пронзительный крик животного. Видимо, у Берни был фантастический слух, раз уж ему удалось различить этот вопль раньше, чем это сделала я со своими сверхспособностями.

— Кто это? — поинтересовалась я.

— Койот, — пробормотал Томас. — Поехали.

Крик животного удалялся, словно оно двигалось в противоположном направлении.

— Судя по воплю, этот зверь не живет в пустыне.

— Ну да! — запротестовала я. — Не хочешь ли ты сказать, что это чупакабра?

— Я просто не стану утверждать, что это не он, — ответил Берни.

Обычно я различаю вещи не только по тому, что они собой представляют, но и по тому, чем они не являются. Большую часть своей жизни я характеризовала себя именно тем, чего во мне нет, — в частности, я никогда не была светловолосой, высокой, худенькой девушкой, которая постоянно говорит правильные вещи, все время носит правильную одежду и знает, как вести себя в обществе в той или иной ситуации.

Вышеописанная девушка никогда не оказалась бы в пустыне с сотрудником таблоида и эмоциональным вампиром, высматривающими в небе мифических существ.

— Разве вам не интересно? — спросил Берни.

Мы выбрались из машины, и Томас, прежде чем помчаться к зарослям кустарника, заявил:

— Мне нужно отойти.

— Ты думаешь, мы всё уже знаем? — осведомился Берни, доставая из багажника фотоаппарат. Затем он принялся возиться со вспышками и прочим оборудованием.

— Если бы чупакабры существовали, их уже давно обнаружили бы серьезные ученые.

— Ученые постоянно открывают новые виды.

— Но только не летающих обезьян вида козло-убийц.

— В этой жизни столько непознанного, а в тебе столько скептицизма! — посетовал Берни.

— Какого черта! — заорал Томас. Он примчался назад, на ходу застегивая молнию на своих широких брюках.

И тогда я тоже услышала эти звуки — гортанный крик и шорох крыльев. Подняв голову, я увидела в ночной тьме густые тени. Очень даже внушительные тени.

— Вы видели? — спросила я.

— Что это такое? — вопросом ответил Томас.

Берни начал делать снимки; вспышки слепили меня. Немного поморгав, я снова обращала взгляд в небо. Но видела только звезды и черный силуэт горного хребта вдалеке.

Звериный вопль прозвучал тише, потом еще тише. Существо улетело прочь.

— У меня где-то есть фонарик. — Берни направился к багажнику и принялся ковыряться в нем.

Вернувшись с огромным алюминиевым фонарем, он включил его. Мы с Томасом последовали за Берни, который шел впереди, изучая землю.

— Что ты ищешь? — полюбопытствовала я.

— Это как с порнографией — как увижу, сразу узнаю.

Я делала вид, что слежу за лучом света, но мое ночное зрение позволяло видеть далеко за пределами светового пятна — я смотрела на разбегающихся в разные стороны жуков, пауков, рассматривала полупрозрачную старую змеиную кожу. С таким-то суперзрением я должна была разглядеть летающее животное.

Подул легкий ветерок, и я вздрогнула от знакомого запаха.

— Я вижу, — остановившись, заявил Берни.

Запекшаяся на песчаной почве кровь окружала свежий труп животного. Усилием воли отведя взгляд от багровых блестящих кишок, которые вываливались из зияющей раны, я определила, что это овца. Мы с Томасом наклонились пониже, чтобы как следует рассмотреть, а Берни продолжал щелкать фотоаппаратом.

— Прекрати, — попросила я. — Это убитая овца. Чего ей здесь вообще понадобилось?

— Что-то ее сюда привело, — заметил Берни.

— Может, она сбежала и забрела сюда, — предположила я. — А потом ее настигли койоты. Такое бывало на ранчо.

— И койоты могут сделать такое? — Томас указал на рваное отверстие в животе овцы.

Кровь казалась такой густой и роскошной. И так соблазнительно поблескивала. Воздух был пропитан сладким ароматом крови и запахом прогорклого ланолина, исходящим от шерсти. Я подскочила и помчалась прочь.

— С тобой все в порядке? — крикнул мне вслед Берни.

— Все отлично, — отозвалась я.

И услышала, как Томас сказал Берни:

— Думаю, ее вырвет.