– Это Английский сад, – сказала я. – Он и мой любимый тоже. В нём растут мальвы, колокольчики, люпины и маки. Мы и не знаем, кто их посадил. Думаем, что, наверное, его разбила тетя Берта, тетка Старого Тома, но точно не знаем. Когда я была маленькой, я всё время там играла, потому что этот сад прям такой, будто в нём живут феи. А Сине больше всего нравится Итальянский сад.
Мы с Винифред схватили лопаты и пошли помогать Вилфреду. Втроём мы отвезли полную тачку перегноя через луг в Английский сад, а по дороге я показала ребятам самшитовый лабиринт и живые ограды Итальянского сада на окраине фермы. Рядом был Сад скульптур, уход за которым особого труда не составлял: здесь были в основном карликовые деревья и статуи.
– Итальянский сад и Сад скульптур были разбиты людьми, которые построили здесь теннисный корт и устраивали роскошные вечеринки, – пояснила я. – Старому Тому они не особо нравятся, цветов там почти нет, а самшит нужно постоянно подстригать. Если б не Сина, он бы их перекопал. Она видит в Итальянском саде красоту, а он нет. В Аптекарском огороде тоже изгородь из самшита, которую нужно подстригать, но она невысокая и посажена геометрическим узором, разделяющим разные травы. Старый Том говорит, что теннисисты, наверное, любили самшит. Но из-за стрижки изгородей в Аптекарском огороде он меньше ворчит, потому что там растут ароматные травы, а значит, самшит приносит там пользу.
– Том говорит, что Садом диких цветов и Садом экзотических растений мы сегодня заниматься не будем, – заметил Вилфред, когда мы вывалили перегной в Английском саду и пошли набирать компост для Сада гелиотроповых кустарников.
– Сад гелиотроповых у меня на втором месте, – начала рассказывать я, пока мы накладывали следующую тачку, – потому что гелиотроп такой романтический и так вкусно пахнет[9]
. Его разбила миссис Браун. Но его нужно постоянно сдерживать. Я стараюсь заходить в сад при каждой возможности и по чуть-чуть подстригать кусты – а иначе, боюсь, он разрастётся везде и останется один только сад – гелиотроповый. Старый Том хотел бы выращивать больше овощей, но тогда мы потеряем один из цветущих садов. Он ни за что не перекопает Японский сад, потому что это его любимый сад, хоть он и часто ворчит, что зря мы его разбили.– Да, думаю, люди стали не так терпимы к подобному, ну, из-за войны, – понимающе вставил Вилфред.
– Ой, нет, Старому Тому на это наплевать, – отмахнулась я. – Нет, он говорит, что за ним ужасно хлопотно ухаживать. Но я-то знаю, что он это несерьёзно. Этот сад он по-настоящему любит – а уж как нянчится с ювелирной рассадкой и узкими дорожками! А сколько денег он на него потратил! И всякий раз, как он добавляет что-то новое, обнаруживается, что непременно нужно ещё то-то и то-то. Поначалу это были каменные фонари, которые подводили к мосту, перекинутому через ручей. Затем он приговорил ручей и устроил пруд с водяными лилиями. Пруд с лилиями повлёк за собой пагоду, увитую лиловыми прядями глицинии. А там стало ясно, что не хватает золотых рыбок, и он стал скупать рыбок, но их съедали цапли, пока он не сообразил, что пруд можно укрыть сеткой и таким образом спровадить цапель. И когда ферму посещают заядлые садовники, больше всего они ахают над Японским садом.
Потом мы какое-то время работали в тишине. Последнюю тачку мы свалили в Японском саду. Мы с Винифред склонились понюхать глицинии. В Японском саду я подолгу не гуляла. Он был слишком изысканный на мой вкус, но глицинии пахли чудесно. Иногда Старому Тому хотелось побыть в покое, и тогда его можно было найти на каменной скамье возле устроенного им небольшого водопада. Он говорил, что ничто так не успокаивает, как звук журчащей воды.
Когда Старый Том окликнул Вилфреда из Английского сада, тот вприпрыжку унесся помогать с прополкой и распределением компоста.
Мы с Винифред пошли обратно в курятник, чтобы дособирать яйца, просветить их и упаковать.
– А нам не нужно было оставить компост у Ночного сада? – поинтересовалась Винифред, когда мы разложили все яйца и взяли коробки, чтобы перенести их в подпол.
Прежде чем я успела ответить, в комнатушку с овоскопом вошла Сина и вопреки всякому обыкновению спросила:
– Франни, детка, ты можешь уложить яйца и молоко в грузовик? Я собираюсь к «Брукману».
– Но ты же была у них в субботу, – удивилась я.
– Я знаю, но, надо полагать, я могу съездить и ещё раз, если мне хочется. Да и потом – Зебедия просил меня отправить его письмо.
– Зебедия пишет матушке и папке? – уточнила Винифред.
Сина вытащила письмо из кармана и сказала:
– Нет, похоже, только вашему отцу.
Мы с Винифред переглянулись.
– Что такое? – вопросила Сина. – Почему он не может писать своему отцу?
– Да так, не важно, – промямлили мы с Винифред.
Сина наградила нас долгим задумчивым взглядом, и я сказала:
– А всё-таки: ты же никогда не бываешь у «Брукмана» чаще раза в неделю. Ты всегда говорила, что если ездить чаще, тот небольшой доход, что приносят яйца и молоко, съедят траты на бензин.
– Я знаю, что я говорила. И тем не менее.
– Можно нам тоже поехать? – попросила Винифред.