Ночной сад

И мы организовали вылазку по его следам, близко не приближаясь и то и дело прячась за постройками, пока не добрались до леса, где легко было укрыться. Следить – плёвое дело. Из Зебедии вышел бы паршивый шпион, потому что нас он не заметил. Когда Зебедия дошёл до старых петроглифов, нам пришлось на время остановиться. Здесь на продолговатых гладких каменных уступах можно греться на солнце и смотреть на древние изображения тюленей на скале. Зебедия уселся. Мы с Винифред спрятались за кустом на корточках и наблюдали, как он достал из кармана письмо, открыл и прочитал, а затем снова убрал в карман и вскочил, чтобы идти дальше. После этого он шёл вроде как даже вприпрыжку. От сдерживаемого волнения, что ли? А затем он привёл нас к жилищу отшельника. Когда Зебедия пришёл, отшельник пропалывал свой огород. Мы видели, как Зебедия показал отшельнику письмо, а потом оба скрылись в хижине.

– Должно быть, он прячет свои письма здесь, – догадалась Винифред.

– Нам нужно выманить отшельника, чтобы мы могли их поискать, – сказала я. – Вот только как?

– Придумала, – воскликнула Винифред так громко, что я испугалась, как бы она нас не выдала. И махнула рукой: мол, пора идти обратно. Когда мы немного отошли, она сказала: – Не понимаешь? Не нужно нам никуда его выманивать. Мы придём сюда сегодня под покровом ночи, когда отшельник пойдёт полоть Ночной сад. Он же каждую ночь ходит?

Я подумала.

– Не каждую, но он часто приходит, когда луна яркая, – ответила я. – Но даже и при яркой луне на лесной тропе темно, хоть глаз выколи, и можно упасть со скал.

– Мы возьмём фонарики, – предложила Винифред.

– И они привлекут пум, которые ночью выходят на охоту.

– Ну, в каждом плане есть слабое место, – изрекла Винифред.

Я посмотрела, не шутит ли она, но она повернула ко мне совершенно безрадостное лицо:

– Я жутко переживаю за отца, Франни. Жутко.

– План принят, – согласилась я.

* * *

Той ночью небо так плотно затянуло облаками, что луны не было видно, и отшельник не пришёл. Поэтому мы терпеливо ждали воскресной ночи, надеясь, что небо прояснится, и изо всех сил старались выглядеть так обыденно, как только можно, когда такое предстоит. Мы ели ужасную стряпню Глэдис. Она решила приготовить воскресную курицу. Утверждала, что у неё есть рецепт получше Томова. Мы дружно уговаривали Тома готовить самому, но он отвечал, что ей нужно дать шанс показать себя – и в этом весь Том. Так что мы скрестили пальцы, надеясь, что у неё в самом деле есть хороший рецепт, и в результате получилась подгоревшая курица с подгоревшими кнедликами.

– И как только, – проговорила Сина, скорее удивляясь, чем критикуя, – у тебя получились подгоревшие кнедлики? Они же готовятся в воде.

– Необязательно, – буркнула Глэдис, как всегда с удовольствием наворачивая собственную стряпню.

После обеда Глэдис успела навестить солдат с подношением в виде подгоревшего печенья, и оно, по её словам, им очень даже понравилось, а затем посидеть, прислонившись к стене Сининой студии, слушая радио и время от времени взывая «Переключите станцию!». На эти возгласы Сина откликалась «Уходи», но ушла Глэдис, лишь когда пришло время готовить ужин.

Когда после ужина мы пели, собравшись вокруг пианино, взошедшая луна сияла и светила в окна, и мы с Винифред многозначительно кивнули друг другу.

Пели мы церковные гимны и даже полную партитуру «Оклахомы», нашумевшего бродвейского мюзикла. Глэдис упорно пыталась бибопить, обыгрывая песни «Немало новых дней» и «Я не могу сказать «нет»!». Сину, похоже, слегка смущало такое исполнение – в самом деле, когда «Немало новых дней» пела Глэдис, ссутулившись, прищёлкивая пальцами и вставляя импровизации в стиле бибоп после каждой фразы, песня теряла часть своего невинного очарования, – но все были в хорошем настроении и полны энергии, и никому не хотелось нудеть по пустякам. Всем было так весело, что прошла целая вечность, а никто так и не думал отходить ко сну. Наконец я взяла дело в свои руки и громко картинно зевнула. Зевание, знаете ли, заразительно и может настроить на нужный лад даже тех, кто совершенно не желает спать. И в самом деле, все начали зевать вслед за мной, потягиваться и жаловаться на страшную усталость, и я еле сдержалась, чтобы не рявкнуть «Ну, так идите спать!».

Наконец все расползлись по своим комнатам. Винифред прокралась ко мне в спальню, и мы, полностью одетые, стали ждать, пока все уснут, а отшельник доберётся до Ночного сада. Мы сидели на подоконнике, всматриваясь в ночь, туда, где заканчивалось поле и начинался лес, провожая взглядом Глэдис, идущую с фонариком по дороге к военным, и поджидая, когда же появится отшельник. И тут вдруг в дверь постучала Сина.

Винифред и я уставились друг на друга в немом ужасе.

Наконец я прохрипела:

– Да?

– Милая, это Сина, можно мне войти? – спросила она.

– Нет! – вскричала я, даже не подумав. – Ну то есть… я уже совсем сплю, Сина.

– Не спишь. Я же слышу, откуда ты говоришь. Ты не в кровати, ты сидишь у окна, верно?

– Это эффект отдалённости, – заявила я. – Винифред научила меня чревовещать.