Ночной смотрящий

Стало как-то холодно внутри. К Лузгину пришел очередной страх, новый, непохожий на тот, который он испытывал перед вервольфом. «Подумаешь, оборотень! Вещь понятная. Вон ползет себе, пыхтит. Вы говорите — проблема верволка в средней полосе? Дюжина мужиков из Зашишевья решит эту проблему за одну ночь! Поймаем зверя с выездом к заказчику. И п…ды ему дадим капитально. Хоть зверю, хоть заказчику. Быстро, качественно, недорого. Оптовикам значительные скидки. Возможен бартер на алкоголь. Звоните нам по телефону…»

С Крестов оборотень свернул направо, в сторону кузницы.

— Ага! — напомнил Сеня.

— Вижу… Слушай, как рано светает. Петухи скоро закричат.

— А дни-то сейчас длинные самые. Гляди, ловко тащит! Приноровивши.

Оборотень и вправду как-то приспособился к своей ноше. Его заметно водило из стороны в сторону, однако скорее от усталости, чем от неудобства. Он был не только крепок, но еще и ловок.

— М-да… Я не понимаю, на что он рассчитывает? Ну, через полчаса-час доберется до кузницы, попробует освободиться. Уже народу вокруг будет немерено. Снова отмудохают и на место вернут. С шутками и прибаутками.

— А он чует, бедняга, что без когтей останется. Вот и хочет уйти. По-любому. Не может иначе. Его отсюда енстинкт сохранения гонит.

— Э-э… — Лузгин в очередной раз опешил.

— Дурной, — сочувственно вздохнул Сеня. — Не понимает, что лучше тут без когтей, чем потом без головы. Верно, Андрюха? Не смотри, милок, я не знаю, чего он так думает.

— Ты ему втолковать не можешь, что с головой действительно лучше?

— А ему виднее, пожалуй, — возразил Сеня. — Он хоть наполовину, все равно зверь — раз чего учуявши, не свернет. Особенно ночью, когда у него енстинкты в полной силе.

— Наполовину зверь… Понять бы, насколько он может своей волчьей натуре сопротивляться. Точно ведь допрыгается. И зачем тогда было это все? Чего мы, спрашивается, его ловили…

— А ты думаешь, милок, он очень хотел на совхозный двор идти? — загадал очередную загадку Сеня. И, не дожидаясь следующего изумленного «э-э», объяснил: — Ему тогда жрать было охота до полной одури. Я еще смотрел и думал — сейчас уйдет, ведь почуявши нас да разглядевши. И тут он в сеть ка-ак прыгнувши…

— Хреново это, — заключил Лузгин. — Ну, будем кормить до отвала, а мало ли какие у него еще… енстинкты откроются. Например, охотничьи.

— А ты говори с ним, милок. Побольше говори. Пусть вспоминает, что был человеком. Он же пацан совсем. Ему мамку с папкой надо. Вот и будешь… заместо папки, хе-хе. Своих-то нету еще у вас с Маринкой?

«И не будет», — подумал Лузгин, а вслух сказал:

— Всю жизнь мечтал о зубастом мускулистом сыночке. Чтобы сам кормился, мог за себя постоять, да еще и тяжести перетаскивал. Э! Ты близко к канаве не бери. Свалишься!

Оборотень, похоже, вконец умаялся. Он уже не управлял столбом, напротив, кусок железобетона мотал его по краю дороги. У Лузгина мелькнуло желание как-то помочь носильщику — плечо, что ли, подставить…

Вервольф потерял равновесие и едва успел отпустить столб.

Тот навернулся в канаву. Пошла разматываться цепь.

Сеня с Лузгиным дернулись и остановились — они сделать ничего не могли. Дорога здесь проходила по высокой насыпи, канава была что надо, оставалось посочувствовать и увидеть, как незадачливый силовой акробат спикирует в густые заросли крапивы с лопухами.

Это заняло полсекунды — вот вервольф стоит на краю, наблюдая за падением столба, вот цепь натягивается… И срывает его за ошейник вниз!

Он только лапами взмахнул.

— Мы, летчики, специалисты, — уныло пробормотал Лузгин. — Есть такие, которые снизу вверх, а есть такие, которые сверху вниз… Тьфу.

— Приехавши, — сказал Сеня.

— Угу, приплывши.

Вервольф лежал в крапиве, раскинув лапы и закрыв глаза.

Он теперь мог с чистой совестью отдыхать, пока не приедет трактор.

* * *

Днем сильно разогрело. Оборотень зарылся в лопухи и тяжело дышал там.

Вытаскивать его из канавы никто и не подумал. Решили — обойдется. Дети к вервольфу потеряли интерес, взрослым на него стало и вовсе наплевать, а скотина, вплоть до кошек, вроде бы к присутствию в селе «зверя» адаптировалась. Пока оборотень гулял сам по себе, легендированный и обросший мифами, его боялись и ненавидели. Реальный, пойманный и закованный в цепи, он больше никого не волновал.

Муромский спустился в канаву, задумчиво попинал оборотня сапогом, заглянул в кастрюлю с собачьей похлебкой и пришел к выводу:

— Не жрал? Значит, решил сдохнуть. Ну-ну. Меньше проблем.

— Он не хочет меня слушать, — пожаловался Лузгин. — Закрылся наглухо, никак не реагирует. Может, оттащить его к моему дому, а? Там от кустов хоть какая-то тень.

— А ты водичкой поливай. До колонки недалеко. Пройдись с ведром, что, трудно?

— Понятно, — Лузгин вздохнул. — Вы на него забили. Все.

— Работать за нас ты будешь? — веско спросил Муромский.

— Трактор! На двадцать минут! Жалко, да?

— Не жалко. Но… Пускай тут поваляется. Куда упал, пусть там и лежит. Чтобы осознал!

— С вами осознаешь… — буркнул Лузгин и пошел за ведром.

Первая же водная процедура довела вервольфа до истерики.