Водитель что-то крикнул, машина вильнула, сошла с колеи, вломилась в подлесок и встала так резко, что сидевший сзади Лузгин крепко ударился щекой о подголовник, едва успев отвернуть нос. Водитель громко выматерился. Перед капотом мелькнула детская фигурка. Мимо пробежала, пряча лицо в ладонях и не разбирая дороги, маленькая девочка. «Волга» едва-едва не сбила ее.
Лузгин распахнул дверь. Долинский уже был снаружи и бежал к шевелящейся впереди, между штабелями досок, куче-мале из множества тел.
«Я это раньше видел», — подумал Лузгин.
— Пассатижи, блядь! — орали в куче. — Пассатижи крепче держи, мать твою!
Лузгин продрался сквозь кусты и понесся изо всех сил. Позади водитель громко лязгнул затвором чего-то крупнокалиберного.
Под кучей-малой возился и рычал полузадавленный вервольф.
— Стойте! — крикнул Лузгин на бегу. — Остановитесь!
Грянул выстрел.
— Стойте! — крикнул Лузгин. — Да стойте же! Люди вы или нет?!
Часть II
ДЕНЬ ВАМПИРА
Глава ПЕРВАЯ
— Не пора нам? — спросил Зыков. — Скока время?
— Рано, — ответил Котов, не глядя на часы. — Время пять с копейками. Солнца мало.
— А рассвет уже все заметнее… — пробормотал Зыков, глядя в хмурое утреннее небо.
— Я и говорю — мало солнца, — повторил Котов и достал сигареты.
Они сидели на поваленном столбе. Мокрые — сверху капало. Усталые — лазали по пригороду всю ночь. Злые. Котов закурил, плотнее запахнул плащ, обхватил себя руками и стал окончательно похож на нахохлившуюся хищную птицу. А Зыков был в шляпе. Птицы шляп не носят.
— Пойдем, а? — попросил Зыков. — Ну нормально же. Ну уже можно.
— Я докурю, — буркнул Котов.
Зыков вздохнул и отвернулся.
— Надоело ждать, — сказал он. — Я всегда устаю, когда жду. И начинаю дергаться.
— А ты не дергайся. С нашей клиентурой чем солнце выше, тем работа легче. Мне дай волю, я бы тут до полудня сидел.
— Нельзя, — сказал Зыков серьезно. — Кто-нибудь мимо пойдет, заметит нас…
— Слушай, можно человеку покурить спокойно, а?
Зыков снова вздохнул и поднялся.
— Ты чего это? — спросил Котов подозрительно.
— Ноги затекли, — сообщил Зыков и принялся расхаживать у Котова перед носом. Тот раздраженно выплюнул сигарету и тоже встал. Очень медленно подтянул рукав плаща. Долго смотрел на часы. Так же медленно рукав оправил. Подобрал с земли обмякший от старости потрепанный саквояж. Зыков остановился и теперь, переминаясь с ноги на ногу, ждал. Его круглое полнокровное лицо страдальчески кривилось, показывая, как Зыкову тяжко и неуютно.
— Черт с тобой, — сказал Котов. — Пять десять. Будем считать, что нормально. Пошли.
Они начали спускаться с холма в низину, к покосившимся заброшенным баракам. Они странно и угрожающе выглядели, когда шли рядом — одного роста мужчины в одинаковых промокших заношенных плащах, только Зыков вдвое шире Котова. И в мятой шляпе.
Серая одежда, серые лица. Два человека, таких же серых и тоскливых, как наступающее утро.
Серых и облезлых, как жизнь.
Перед дверью второго барака мужчины остановились. Зыков распахнул плащ и достал помповую гладкостволку, обрезанную по самый магазин. Приклад ружья был тоже спилен, подобие рукоятки обмотано синей изолентой. Зыков дослал патрон, вытащил из кармана еще один и дозарядил обрез.
Котов извлек из саквояжа фонарь.
— Ну… — выдохнул он. — С богом!
— Зря я тоже не покурил, — сообщил вдруг Зыков.
— Уже все, — отрезал Котов. — Уже начали.
— Знаю… — Зыков брезгливо взялся двумя пальцами за ржавую осклизлую ручку двери и осторожно потянул ее на себя. Петли взвыли глухо и зловеще.
— Вот ё! — сказал Зыков.
— Они не слышат, — утешил напарника Котов. Он включил фонарь, и открывшийся за дверью коридор залило лунным светом.
Кривые обшарпанные стены с лохмотьями драных обоев. Распахнутые, а то и вовсе повисшие на одной петле двери. Хлипкие половицы с зияющими щелями.
— Ужас, — сказал Котов. — Как чувствовал. То-то мне сюда не хотелось… Зацени, Робокоп, вот в таком примерно говне я родился.
— А я деревенский, — посочувствовал Зыков.
— В деревне, что ли, говна мало… Да оно там всюду.
— Там не говно, там навоз.
— А навоз не говно?
— На говне картошка не уродится, — авторитетно заявил Зыков. — Ну, кому стоим?
— Ну и пошли.
— И пошли.
Котов зевнул.
— Надоело, — сказал он. — Что-то мне все надоело. Давай, когда закончим, нажремся. Чтобы спалось лучше.
— Давай, — согласился Зыков и, выставив перед собой обрез, шагнул вперед. Половицы, ощутив на себе верных сто двадцать кило, заскрипели. Зыков замер и, словно принюхиваясь, задрал короткий облупившийся нос.
— Не слышат, — сказал Котов. — Уже пять двадцать. Все, нормалек, придавило их.
Зыков шагнул снова, половицы скрипнули опять.
— Да иди же, — подбодрил его Котов. — Вон та дверь, которая закрытая. До чего ж они тупые. Не закрылись бы, пришлось бы сейчас во все комнаты лезть…
Оглашая барак тоскливым скрежетом досок, они добрались до закрытой двери, гнилой и хлипкой на вид. Зыков осторожно толкнул ее стволом обреза. Дверь немного подалась и застряла. Зыков вопросительно посмотрел на Котова.