Ночной смотрящий

«Девочке» исполнилось, наверное, чуть больше двадцати. Она не прятала голову под одежду, но лица ее все равно не было видно — его окутала грива черных волос, длинных, вьющихся плотными кудрями. Потертые джинсы были спущены до колен, открывая серые ягодицы, казавшиеся совершенно искусственными, пластмассовыми. В грязных засохших потеках. Как вся стая час-другой назад отымела девчонку попой кверху, носом вниз, так и бросила ее. А у той даже штаны натянуть сил не хватило — солнце поднялось из-за горизонта.

— Какая жалость, — повторил Котов. — Вот это жопа. Красотища. Эксклюзив. Хоть в кино снимай.

— Молодая еще, вот и красивая, — подал голос Зыков.

— Не-ет, коллега. Ты посмотри, какая… э-э… линия бедра. И вообще — какие ноги. Вот за это я их, гадов, отдельно ненавижу.

— За ноги? — уточнил Зыков.

— За руки! — неожиданно разъярился Котов.

— Да понял я, понял…

— Мне такая все равно никогда не даст, — процедил Котов сквозь зубы. — Но хоть кому-то. Может, хорошему человеку повезло бы. А теперь… Что? Ну что с нее толку? Она же смертница. Когда бы мы ее накрыли? В следующий раз? Через год? А если не мы — во что она через несколько лет превратится?

— А допустим, она завтра проснулась бы и пошла к хорошему человеку… — предположил Зыков. — До следующего раза.

— Щас! Размечтался! В лучшем случае к другому упырю. Но уж точно не ко мне. И не к тебе.

— Абыдна, да, слюшай?

— Не то слово… — Котов окинул взглядом «девочку» и раздраженно цыкнул зубом. — Знаешь, Терминатор, давай не просто нажремся. Давай еще по бабам. А?

— Прямо с утра?

— А чего?

— Начальник, ты начинал бы, а? — предложил Зыков. — Хватит переживать. Клиенты вон заждались. Полшестого. В городе уже будильники звонят.

— Твоя правда. Извини. Люблю оттягивать этот момент.

— Я знаю, — кивнул Зыков. — Они сейчас такие… Ничего не могут.

— Это страхи наши, страхи подавленные, — объяснил Котов, еще раз взглянул на «девочку», тяжело вздохнул и пошел к своим разложенным на нарах инструментам. Натянул хирургические перчатки. Бесцеремонно встряхнул крайнее тело и выдернул из-под него левую руку. Кисть оказалась того же цвета, что «девочкин» зад. Так же безжизненна и искусственна. И почти так же грязна.

Зыков, покачиваясь с пятки на носок, буравил взглядом «девочку» и что-то соображал.

Котов быстро и ловко снимал с руки отпечатки пальцев. Закончив, проставил на дактилокарте номер и открыл свой ящичек. Внутри оказались большущие одноразовые шприцы и полиэтиленовые ампулы с чем-то черным. Котов распаковал шприц, присоединил толстую и длинную, сантиметров десять, иглу, проткнул ампулу, набрал черной жидкости. Оставил шприц в ящичке, влез на нары с ногами и попробовал тело перевернуть.

— Держу, — сказал Зыков сзади, подходя и направляя ствол телу в область почек.

— Не надо, отдыхай, — разрешил Котов. — Он никакой вообще. Они все никакие. У них завтра-послезавтра конец цикла. Ты что, не видишь, девка с голой жопой лежит и не парится? Один вожак еще пыхтит.

— Как ты это чувствуешь? — изумился Зыков, отходя назад и оглядываясь на неподвижного вожака.

— Ненавижу гада, вот и чувствую… — Котов с натугой опрокинул тело на спину. Как бревно. Уселся «клиенту» на грудь, с треском разодрал футболку, зашарил по ребрам. — Тоже молодой парень, черт побери. Смену они себе выращивают, что ли, суки. Давай!

Зыков протянул шприц. Котов прицелился, сказал «И-и раз!» и на выдохе, нажимая всем корпусом, с отвратительным хрустом загнал иглу «клиенту» между ребер.

— Есть! — Котов на секунду замер, а потом очень проворно соскочил с нар. — Ага, пошло-поехало!

Тело ожило, дернулось, всплеснуло руками, попыталось кувыркнуться обратно на живот. Не смогло и начало корчиться. Зыков и Котов синхронно полуотвернулись, один налево, другой направо, следя, не шевельнется ли на нарах еще кто.

Тело билось в судорогах, подскакивало, махало руками, мотало головой. Лицо и кисти быстро темнели. На губах выступила пена.

Грохнулся на пол стоптанный ботинок.

Тело сделало «мостик», простояло в таком положении несколько мгновений и упало на нары мертвое, растянув в страшном оскале черные губы.

— Уффф… — выдохнул Зыков.

— В анамнезе: колбасит, — сообщил Котов внезапно севшим голосом. — В эпикризе: плющит. Очень хорошо. Никто не реагирует, даже вожак. Можно спокойно работать.

— Как это быстро всегда, — протянул завороженно Зыков. — И до чего же противно! Сколько раз уже гляжу…

— Шестьдесят девять, — сказал Котов, пинком отправляя под нары башмак покойника. — Шестьдесят девять раз глядишь.

— А ты?

— Девяносто два. Скоро юбилей. И тоже до сих пор не привыкну. Ничего, брат. Зато я с каждым разом все лучше понимаю — они уже не люди. Больше не люди. А значит, нечего их жалеть.

— А кто их жалеет? — удивился Зыков. — Я не жалею.

— И я. Ладно, следующий…

Котов пошел к очередному телу, Зыков снова закинул обрез на плечо и опять уперся взглядом «девочке» промеж ягодиц.

— Слушай, Кот, — спросил он. — А ты когда-нибудь бабу в жопу е…л?

Котов — он накатывал краску на пальцы следующего «клиента» — от изумления аж передернулся.

— То есть?

— Чего «то есть»? Я спрашиваю — е…л?