– Так-то он ничего, разве что не говорит, – Лев покачал головой.
В свою очередь Сэр изрек непререкаемо:
– Спокойней считать: как ты действуешь, тому и следует быть.
Лев поставил бутылку водки на каменный пол. Неподалеку раздался звон стекла, и еще раз – уже вблизи.
– И капли влаги упадут в наши пересохшие сосуды, – с чувством произнес Сэр.
– А яблочко – мальчику, – указал Лев.
– Твое здоровье, милый, – произнес Сэр. – Ты обо мне сказал когда-то: у тебя все кончается словно обухом по голове. Хорошие слова, мне понравились. Все верно – внутри как будто отбивная – каждый норовит стукнуть. Ежедневно новая добавочка.
– Твое здоровье, – откликнулся Лев.
–Но главное все же твое! Тебя надо спасать, срочно спасать, брат, –в этом Сэр нисколько не сомневаюсь.
Лев засучил рукав и потрогал шарик, вздувшийся на вене.
– По-видимому, сестра, которая сделала мне укол, рассуждала так же.
– Милое дело получается, – возмутился Сэр. – Принудительная инъекция со следами злого умысла. По-моему, прецеденту следует дать ход.
– Сдается мне, ты не отыщешь ничего лучшего, если, разумеется, еще ищешь, – заметил
Лев.
– Послушай-ка, милый, кто тебе делал укол? – вдруг спросил Сэр.
– Ночная сестра.
– А, та симпатичненькая. Вот он, крючок на удочке. Не безрассудство, но уверенность в себе!
– Тут не имеет значения, что именно – укол или другое – на роль судьбы, – пожал плечами
Лев.
Сэр, разыгрывая здравомыслие, возразил:
– Это в компетенции закона, а им нельзя пренебрегать…
– Мы страдаем от того же, от чего страдают и они – пациенты больницы и ее персонал. Не больница изобрела эти страхи, она открывает только новые формы прежней болезни.
И Сэр отступает, в нем неизменна готовность отступать под напором обстоятельств, впрочем, в его интерпретации это всегда звучит иначе.
– Погоди-ка меня, милый, я еще вернусь. Мальчику спать пора, надо его устроить.
Он позвал сына: – Ну-ка, малыш, ступай за мною.
Мальчик послушно вложил палец в его раскрытую ладонь, и Сэр к пальцу прижался, прилип. Другой рукой он продолжал грести. Колыхания палки снова наполнили емкость под плотом черной беззвездной водой.
– Мы плывем? – спрашивал мальчик и дрожал – не согреться улыбками.
– Мы гребем, – отвечал ему Сэр, – вот этой палкой гребем. Мы будем грести и тогда, когда все поплывут по течению.
Несколько раз он окликал Льва, потом он исчез, скрылся из вида. Все зависело от лампочки, а лампочка в подвале была весьма не ахти.
– Знаю, куда он пойдет, – вдруг произнес мальчик.
– Не беспокойся, сынок, все будет хорошо, – ответил Сэр. – Не нам судить о том, что заставило нас уйти, а его остаться, – о причастности к силам высшего порядка, силы эти вряд ли придутся тебе по душе, от них людям становится страшно. Так восхищение безбрежностью нашего моря они превращают в страх перед неизмеримостью пространства, малую долю которого мы называем действительностью. А случись мне оказаться вовлеченным в рискованное противостояние этим силам, я бы умер, умер от ужаса. Но мы-то с тобой сделаем спасительное отступление, сынок. Наш разум регулирует все необычное, помещая его в рамки нашего мира, и это поистине спасительный выход. Можешь не бояться за папку, сынок. Мы воспользуемся этим спасительным слабительным и пустим все неисчерпаемое через ж…, мы навалим его вот такую кучу – все великое достояние разума.
– А тот, кто говорил с тобой? – спросил мальчик.
– И он пойдет домой баиньки, – сказал Сэр.
– Нет, он пошел туда, – настаивал мальчик и указывал в сторону черного нутра подвала.
– Не говори глупостей, малыш, – сердился Сэр. – Вечно ты сочиняешь. Ай-ай-ай, вот уж не думал, что ты у меня такой трусишка. Но это ничего. Ведь и у тебя есть своя сила, и если к этой силе ты прибавишь маленькую тоненькую палочку, у тебя получится руль, и ты сможешь плыть, куда захочешь.
– Я не боюсь, – возразил мальчик. – Только жалко, что мы уходим, я бы еще за ним последил.
Сэр достал из кармана несколько камешков и стал бросать их один за другим в воду.
– Это хороший человек, сынок. Он скорее позволит сделать себе укол, чем даст другим пример к неповиновению. Так и мы, милый, обуздаем свои сомнения, дабы восстановить мир в сердцах.
И уже устроившись в теплом и сухом углу и расположив мальчика на ночь, Сэр почувствовал, что устал, и лег на спину. Он долго томился зловонием, время от времени поглядывая на часы, но часы остановились и показывали вечность. Мальчик высоко держал голову, чтобы не уснуть; окруженная кудрями кожа теплела от золота, которым одарила его мать – будь по ее, вырос бы красавцем и умницей.
Мальчик скоро он уснул.
Сэр тревожился за друга – быть может, ему что-то понадобилось или просто захотелось обменяться с кем-нибудь словом, не стоило его оставлять одного.