Ночной Странник

— Это правда, — сказал Ремень. — Ты превозмог себя, и я гордился тобой больше, чем твоими братьями, которые справились с этим без труда. Но что было бы, Молодой Тигр, благородный принц, если бы я учил тебя плавать, как это делают варвары из устья Горькой Воды, — просто бросив тебя в море? Ты утонул бы. Их дети тоже порой тонут. Они верят, что каждый родится для моря, как и ты веришь, что каждый родится, чтобы быть предводителем. Потому, если ты желаешь когда-нибудь править людьми, у которых есть душа, мечтания и близкие, покажи мне сперва, что можешь справиться с животными.

х х х

В первый день я не мог дождаться окончания завтрака. Отрывал кусочки хлеба, мочил их в подливе, заедал маринованными овощами, быстренько выпил пальмовый сок и, едва Ремень позволил, помчался в сад. Меня ждала лодка с желтым, как солнце, флагом на мачте и корзинки с едой. Одна — для меня, а вторая, наполненная зерном дурры, орехами и полосками сушеного мяса, — для моих быстреек.

В моей беседке имелся теплый плащ и корзина с угольями, поскольку стояла ранняя весна, а еще — складной стул с подлокотниками и стол. К тому же корзина с пищей и кувшин пальмового сока. И все. Еще за пазухой была моя желтая свирель.

Правила были таковы, что я не мог помогать своим зверям иначе, как играя на свирели. Я не мог ни к чему притрагиваться или делать что-то сам.

Однако в тот первый день я не сыграл и ноты. Просто смотрел, что делают мои быстрейки. Мне ужасно хотелось, но я решил, что сперва должен их понять. До полудня они попросту казались мне забавными. Эти создания и минуты не способны усидеть на месте. Они все время суетятся, кувыркаются и гоняются друг за дружкой или с комичной серьезностью осматривают землю в поисках вкусностей. Я следил напряженно, потягивая сквозь тростниковую соломинку пальмовый сок и интересуясь их неестественными способностями, что вдохнула в них сила урочища, заклятая искусством Мастера Зверей.

Я не заметил ничего особенного, кроме того, что порой они брали в лапки палочки, чтобы выковырнуть из ствола насекомое или до чего-то дотянуться; еще я заметил, как они разбивают скорлупу улиток, держа в лапках камешки, подложив второй под низ. Однако я никогда не видывал диких быстреек и понятия не имел, делают ли они так же без помощи урочищ и подобных вещей.

Беседка моя стояла на столбах и окружена была деревянным помостом, а потому я видел с нее все, что делается на острове, кроме разве что тех мест, вид которых заслоняли купы кустов, кроны цветущих слив и тростник. Я провел там много времени. Знаю, что мой остров был восемьдесят шагов в длину и двадцать — в ширину. Я ходил там, порой присаживаясь на складном стуле, и наблюдал за зверьками. Те рылись в земле и лепили из глины купола, соединенные коридорами и выглядящие как толстые корни деревьев; среди них возносились и башни, напоминавшие термитники или высокие колонны. На вершине почти каждой сидел один зверек, выставив голову и высматривая угрозу.

В следующие дни зверушки приветствовали меня, стоило мне появиться на острове. Едва я высаживался из лодки, они сбегались со всех сторон и становились полукругом на пляже, разглядывая меня черными глазенками, а после принимались со мной здороваться, виляя крохотными хвостиками и совершая движения головками, что выглядело как комические поклоны.

На третий день я начал с того, что высыпал им немного корма, а после впервые сыграл им на свирели. Зверьки сбежались к моей беседке и остановились, увидав кучку зерен и кусочков сушеного мяса, которая там лежала. Через миг-другой самая смелая зверушка высунула мордочку и принялась обнюхивать вкусности; наконец схватила сушеный плод, лежавший сверху, и принялась его грызть, присев на хвостик.

Увидав это, следующая быстрейка вышла из толпы заметно осмелевшей, потом еще одна, а через минуту перед моей беседкой образовалась огромная толпа зверушек, которые дрались, кусались и кувыркались меж сморщенных зерен дурры и кусочков мяса.

Мне же хотелось не этого.

Совершенно не этого.

Я поднес к губам свирель и начал играть. Не сумел бы сказать, какие сигналы, данные мне Мастером Зверей, я играл в тот момент: просто выражал, что чувствовал и думал тогда. А хотел я, чтобы зверушки успокоились, пока не передрались окончательно. Продолжалось это минуту-другую, пока наконец быстрейки не перестали драться и замерли с поднятыми головами, глядя на меня сверлящими глазками — одни еще лежа и сплетясь в убийственных объятиях, другие — застыв в странных позах. Я играл еще какое-то время, прежде чем зверьки поняли. Они подходили по очереди, каждая брала немного корма в пасть, немного в лапки — и отходила прочь. Продолжалось это довольно долго, пока быстрейки не подобрали все, что я высыпал, и оказалось, что есть группка, которой не досталось ничего. Я высыпал еще немного, чтобы ни одна быстрейка не ушла голодной, пока не понял, что все накормлены, а некоторые подходят к беседке по несколько раз.

Я приказал им отойти и заняться собственными делами.