Ночной Странник

«Не спорю, он смел. Но теперь уже не так: что, если кому дома скучно, он отправляется в мир и только там находит золото для пояса или железо для брюха. Нынче война богов, даже в собственном доме не ведаешь, доживешь ли до вечера. Так вот оно сделалось… Так случилось и с твоим дядюшкой».

Сейчас.

Это уже чуть интереснее.

Это один из местных, но разговаривает с моряком. Местный — среднего возраста, а моряк молод и слегка презрителен. Одет богато, длинные волосы связал на затылке ремешком в конский хвост и заплел в косицу, напоминающую палку. Судя по амулетам, оковке ножа и мастерским вышивкам, обрамляющим богатый зеленый плащ, — знатный. Все у него изукрашено, даже мягкие кожаные сапоги. Ношеные, но наивысшего качества.

Пьют за его деньги. Странные квадратные монеты с отверстием, наверняка кебирийские. Старик — наверняка кто-то из его родственников и должен сказать ему что-то печальное, а молодой это чувствует.

— Я думаю, это был просто Песенник, но хороший, — продолжает местный. — Такой, каких уже годы здесь не видывали. Твой дядюшка был слишком горд. Самый богатый, самый сильный, у него был наибольший двор во всей Змеиной Глотке… Когда человек хвастается богатством, в конце концов его заметят боги — и готово несчастье…

— Я знал дядюшку, Адральф, — цедит молодой.

Похоже, хочет, чтобы все закончилось побыстрее.

— Песенник хотел у него погостить, а дядя приказал ему ступать прочь. Трудно такому удивляться. Тот вошел к богатейшему властителю в окрестностях и обратился к нему, словно к рабу: «Я стану здесь спать и есть. Давай пива». Твой дядя приказал его вышвырнуть, а сам схватился за топор. Тот повернулся без слова и вышел в ворота. Моя старуха говорит, что проклял двор одним словом. Просто поднял руку — и все случилось. Люди делают вид, что его не замечают. Даже подходить туда боятся.

— Так жив мой дядька или нет? Его тот чужак убил? А моя тетя? А дети? А их люди?

Мужчина растерянно почесывается под ермолкой:

— Трудно сказать. Может, и живы, но хорошо бы им тогда умереть. Лучше тебе самому увидеть.

х х х

Я допиваю пиво и вешаю рог на пояс. Мой хозяин, Горячий Камень, тоже вспоминал об этом. О ком-то по имени Скифанар Деревянный Плащ, который напросился на проблемы, не приняв странника.

Местный, которого я выбираю в качестве информатора, стоит, опершись о прилавок, с шерстяными попонами и с большими пальцами, заложенными за пояс; глядит на «волчий корабль», что как раз входит в порт, галсуя на похожем на веер фоке.

— Добрый человек, жил ли здесь когда-то хозяин, звавшийся Деревянным Плащом?

Тот плюет сквозь зубы и не сводит глаз с корабля.

— Рассудительный человек такими делами не интересуется. Хочешь потешить глаза бедой проклятого человека? Хочешь увидать Двор Железных Терний? Надобно идти вверх, на склон. До места, где растут сливы и стоит самый красивый резной двор, какой ты в жизни своей видывал. Там, откуда видны весь залив и море. На взгорье. Там, куда никто не ходит и где даже дорога прогнила. Тропой глупцов.

Стало быть, я иду тропой глупцов. Вверх, между стен, выстроенных из балок четырехугольных домов. Некоторые довольно стары, а в некоторых ремонтировали и меняли отдельные балки, которые теперь выглядят как заплаты молодого светлого дерева. Но почти все идентичны. И те, что казались многолетними, и те, что поставлены недавно. Никакого прогресса, никакого желания что-нибудь улучшить, никаких попыток использовать новые материалы. Я начинаю сомневаться, опознаю ли тот «наибольший двор» в городе. Единственная разница — в размерах, а кроме того, это убожество крыто гонтом или соломой, те, что побогаче, — кусками дерева. На оконницах домов побогаче — больше орнамента. И только.

То же касается и кораблей. Они почти близнецы, словно изготовленные на конвейере. В целом — не такие уж и примитивные. С низкой посадкой, стабилизированные подвижными рулями, что ближе к берегу маятниками поднимались на борт. Одинаковая парусная оснастка, одинаковые кормовые надстройки, одинаковые катапульты в носовой части, приспособленные для метания копий. И одинаковый затес на правом носовом релинге чуть пониже бушприта. Повторенный с бессмысленной подробностью в каждом корабле. Словно класс регаты. Почему? Ведь каждое изобретение — это преимущество над противником, большая скорость и маневренность. Шанс на победу или сохранение жизни.

И те дома, и корабли, и подвижные рули не были придуманы недавно. Это довольно смелые изобретения, они прошли долгую эволюцию. Должно быть, хорошо выполняют свои функции, но, похоже, в этой форме используются уже несколько сотен лет.

Выглядит так, будто техническая мысль развивалась до какого-то момента, пока кто-то не произнес: «Стоп». И все остановилось.

Напоминает мне это средневековую Японию. Такие консервативные культуры существовали, но не до такой степени, чтобы воспроизводить щербину на борту каждого корабля.