Ночной Странник

— Никто рассудительный не станет обижаться на рассудительное замечание, Грунф, — ответил юноша. — Я пошел, потому что услышал крик страдающих людей. Я не любил дядюшку, но жизнь бы отдал за Хродин, мою тетку. Думаю также, что даже такой козел, как Скифанар, не должен так страдать. Никто не должен.

— Я тоже их слышал, — сказал Драккайнен. — Но мне пришло в голову, что люди не могут жить без еды и воды, мучимые несколько лет.

— А то, что ветки обычно не двигаются, не пришло тебе в голову?

Драккайнен нашел нож и спрятал его в ножны.

— Сожжем это, — сказал рыжий моряк, обвязывая приятелю лодыжку. — Будешь хромать, опираясь на костыль, как дед… Сожжем весь двор.

— Думаю, оно не захочет гореть, — заметил Вуко с сомнением. — Оно как железо.

— Мы это так не оставим, — заявил Атлейф, пытаясь подняться.

— Тут дело не только в твоей тетке, — отозвался молчавший до тех пор старший моряк с постриженной оранжевой бородой и связанными на затылке волосами. — Страндлинги станут делать вид, что здесь ничего нет, в лучшем случае — брать деньги за то, чтобы показывать это любопытным. Если это растение, оно может разрастись. Был у меня когда-то жгучий куст в саду. Забыл я о нем и пошел в море. Через год пришлось выжигать все, потому что заросло до роста взрослого мужа. Но этот человек прав. Это может не захотеть гореть. Это семя песни богов.

— Принесите сюда несколько якорей, — посоветовал Драккайнен. — Железную перекладину, много цепей и четверную запряжку волов.

— А кто ты таков, чтобы нам советовать?

— Тот, кто спас жизнь другому человеку, хотя не должен был, — заметил молодой Атлейф.

— Когда умный муж советует, лишь глупец не слушает, — поддержал его оранжевобородый. — Попытаемся сделать, как он сказал, — поджечь можно всегда. Я — Грунальди Последнее Слово. Как тебя зовут?

— Ульф Нитй’сефни, Ночной Странник.

— Ходить лучше днем. Ты чужеземец?

— Издалека. Ищу моих земляков, исчезнувших пару лет назад.

— Однако зовешься ты — по-нашему.

— Называюсь по-своему. Говорю, как бы это звучало на вашем языке.

Молодой моряк подошел, хромая, с вытянутой ладонью и поприветствовал Драккайнена так, как здесь было принято: сжимая бицепс и хватая второй рукой за загривок.

— Ты спас мою жизнь. По-моему, это значит, что ты — хороший человек, Странствующий Ночью. Я — Атлейф Кремневый Конь.

Привели волов, принесли якорь, цепи, даже какую-то драгу для вырывания водорослей. Вокруг уже собрались десятка два зевак.

— Из того не выйдет ничего хорошего, — кричал кто-то.

— Нужно все крюки бросить одновременно — и сразу погонять волов, — сказал Драккайнен. — Я видел, насколько быстры эти отростки. Порежут цепи и железо раньше, чем вы оглянуться успеете.

— А я бы все поджег, — предложил Грунальди. — Взял бы с корабля две бочки горючего для катапульты. Может, это их, по крайней мере, ослабит.

— А как подожжешь?

— Ты не видал «драконьего масла»? Оно само загорится на воздухе.

Отростки схватили бочонки, едва те полетели, один — еще в воздухе. Доски моментально треснули, расплескивая вокруг грязно-желтую мутную жидкость, которая тут же начала дымиться, а через несколько секунд взорвалась ревущим, коптящим, густым черным дымом и пламенем, что встало под самую крышу.

Двор взорвался воплями мучаемых внутри людей.

Отростки начали скручиваться и бить воздух, волоча за собой ревущие веера огня, но было не понять, насколько это им вредит.

— Якоря! Сейчас! — заорал Атлейф.

Крюки полетели, волоча за собой цепи, и упали в клубок вьющихся отростков.

— Погодите, пока они натянутся, — закричал Драккайнен. — И тогда погоняйте волов!

Волы напоминали скорее мастодонто-буйволов, скрещенных с носорогами, но выглядели мощно, как подвижные горы жилистых мышц, пульсирующих под бронзовой шкурой.

Странник глядел, как мощные тройные копыта погружаются в траву, как из ноздрей животных вырывается пар. Запряжка двинулась.

Медленно, метр за метром, отростки натянулись, звенья цепей начали трещать.

— Вперед! Вперед! Хо-о-о-о! — надрывались погонщики, охаживая зверей кнутами.

Один из стеблей, растянувшийся до предела, внезапно лопнул и мелькнул в воздухе. Зеваки упали на землю.

Очередные отростки стеганули в натянутую цепь и закрутились вокруг звеньев. Потом следующие и следующие: вскоре уже все отростки, сколько их видел глаз, держались за крюки. Запряжка встала. Волы продолжали тянуть. Копыта вбивались в землю, с морд и боков падала пена, но черный плющ не давал себя вырвать.

За впутавшиеся в ветки натянутые цепи цеплялись уже все стебли.

Одна из цепей внезапно издала тонкий звук.

— Все внутрь! — заорал Атлейф.

Они припустили галопом, доставая ножи, и только Грюнальди одним незаметным движением выдернул из рук местного зеваки копье.

Драккайнен бежал вместе с остальными, но пожалел об этом уже через миг. Это была глупая идея.

Сарай горел с ревом, столп темного дыма валил в небеса.

Отростки черного плюща стегали вокруг, но вели себя слегка дезориентированно. Молотили горящий дом, секли клубы дыма и скачущее по крыше пламя, резали падающие вокруг горящие балки. Внутри их росло намного меньше, чем вокруг двора.