— Когда я был моложе, говорил, что все это сказочки. Байки, которые рассказывают от скуки среди зимы. Но теперь я — муж в расцвете сил и много повидал. Не знаю, что из этого было правдой, но даже если лишь половина, значит, то, что болтают о войне богов, — истинно. Откуда ты прибыл, что спрашиваешь о таком?
— Издалека. Из такого далёка, что у нас такое — лишь сказки.
Он пожимает плечами.
— Чем дальше ты от дома, тем дольше его не видишь. Откуда ты знаешь, что там теперь происходит?
Он мочит палец в пиве и рисует им бессмысленные черты на столешнице.
— Некогда случалось, что бога встречали лицом к лицу. Раз-два в жизни. Мой отец встречал, когда был молод. Едва не помер тогда от страха. Боялся, что станет избранником. Был то Урд Ловец. Знаешь, как оно бывает с богами. Странствуют по миру и кажутся нормальными людьми. Этот выглядел как ребенок. Двенадцатилетний парень, одетый в шкуру горного волка, с его клыками на шее и рогом шипастого оленя в руке. Старик был не дурак, а потому сразу дал деру. И тогда тропку ему перегородила лавина, а по камням съезжает тот парень, только в три раза больший. Вокруг сияние, и идут отовсюду звери. А он смотрит на отца и спрашивает: «Не хочешь быть героем сказаний?» Старик — мол, ни за какие сокровища мира. Известно ведь, чем все заканчивается, если бог тебя заметит и что-либо захочет. Так ему отец и сказал. А тот смеется и говорит: «Ладно, значит, ты со мной не сыграешь. Уходи». Отец ушел и жил себе дальше. Но клянусь: за всю жизнь не случилось с ним ничего интересного. Ничего. Ни хорошего, ни плохого. Когда шел на охоту, длилась та до полудня. Всегда кто-то выходил и подставлялся под выстрел. Такое — не большое, не маленькое. Среднее. Хотел он поплыть за море, и удалось ему это чуть ли не с пятого раза. Поплыли же едва-едва за отроговые острова, и попалась им дрейфующая купеческая галера. Куча товара и трое больных амитраев. Они забрали все — и домой. Не было смысла искать чего-то еще. Поплыл и еще раз, и куда бы ни отправлялся — там стоял туман. Никуда не мог попасть, потому вернулся. Еще пара таких происшествий — и разошлась весть. Никто не хотел брать его к себе на борт. Такая жизнь была у моего старика. Пошел свататься, так его сразу приняли. Девица — не умная и не глупая, не красивая, не страшная. Ну скучная. Так вот и жил. Только поле, бараны, рыба, баба и детишки. Всю жизнь только и смотрел, как дождь каплет с крыши, как мелются зерна да как растет урожай. Стал от тоски пить. Когда умирал, сказал, что теперь с ним хоть раз что-то случится.
— Славная история. Скажи мне, Грюнальди, где я могу повстречать Песенника?
— А зачем тебе Песенник? Мало проблем?
— Я уже говорил тебе, кого ищу.
— А отчего бы Песеннику о них знать?
— Потому что есть у него та… сила. Пусть бы для чего-то пригодился.
— Скажу тебе кое-что о Песенниках. Самый лучший из них — тот, кто слишком мудр, чтобы творить. Полагаешь, тот, кто так ловко управился со двором Скифанара, был силен? Я тебе говорю, что он до сих пор и ведать не ведает, как все сделал. Разозлился слегка, да пошел себе. А оно случилось само. А двумя днями позже потерял он перочинный нож и разозлился на самого себя, а потому — и сам он теперь лишь куча того плюща. Так оно и случается с теми их песнями. Был у нас один, который хотел, чтобы девки не могли ему противиться. Обычная штука — песни богов, они как золото, особенно те, о которых рассказывают в сказочках о богах. Что-де посмотрит на любую, побормочет — та и станет его любить. Нашел какого-то странствующего одноглазого деда, который сказал, что его научит. Потом полез в урочище. Обычно урочище таких убивает, но этому — удалось. Получил свою песнь богов. Забыл только научиться, как такое снимать. Девки ходили за ним по хате, сидели на яблонях, но не уходили. Он сбежал наконец — так его достали их родные, придушили, перерезали глотку, бросили в трясину и проткнули колом. А те женщины так его и ждут. Их даже силой оттуда не уведешь. Постарели уже, а все ждут. Стоят у дороги и смотрят. Нет, брат. Песни богов — они для богов. Человек над этим не властен. Бывают такие, что берут Песенников на корабли. Пусть, мол, отводят копья и стрелы врагов, отгоняют огонь и зовут ветер. Такие редко возвращаются. Даже доски от такого корабля потом не сыщешь. Потому что, видишь ли, стрела, которой ты изменил полет, должна куда-то упасть. Ветер, который прибудет на зов, приведет шторм или штиль на пару дней. Песенник гнет линии судеб, а те сразу превращаются в узел. Все, что ни вычаруешь, возвращается после дважды — и всякий раз в худшем виде, или мир вокруг становится хуже. Ничего не бывает задаром.
— Хочу только такого увидать. Хочу понять, что оно такое.
Грюнальди отпивает еще глоток и почесывает под ермолкой. С огненной бородой и желтыми волосами, он должен бы выглядеть как клоун, но не производит на меня такого впечатления. Разве что я пообвыкся. Славный парняга, может, мне и поможет.