Ночной Странник

Он встает и легонько улыбается, пряча ладони в подмышках. Стоит в дверях, загораживая мне путь. В глубине комнаты, за грудой окованных сундуков, два потных и пахнущих свежевыпитым пивом мужика встают с табуретов и стискивают короткие, удобные в тесном бою топоры. Я их вижу. У одного изжога, второй прихрамывает на левую ногу — может, тесный сапог.

— Хорошо сказано, пришелец, — говорит купец ласково. — Хочешь что-то купить у Копченого Улле?

— Кое-кто говорил мне, что у тебя есть деющие предметы. Но я говорю об истинных. Тех, что прибыли издалека и вправду что-то делают.

— Ступай на площадь. Там полно тех, кто их продает. Спроси у моряков. Они привозят разные вещи и даже не знают, что оно такое. Я в такое говно не играю.

— Мне нужно кое-что особенное. А площадь я уже видел. Прибыл издалека, но даже я знаю, что стоящие вещи не продаются на прилавках. Ищу то, что появилось уже давно.

— Тогда ступай двумя домами дальше, где обитает Груль Соломенный Пес. Может, у него что-то найдется. Это золотой гвихт?

Я делаю простенький фокус с монетой и дую себе в кулак. Показываю ему пустую ладонь.

— Нет торговли — нет золота.

Поворачиваюсь к дверям, но на самом пороге останавливаюсь:

— А может, Копченый Улле, кто-то продает невольников, но — особенных? Я ищу двух чужеземных женщин: одна — повыше рослого мужа, но худая, с волосами как солома, а вторая — нормального роста, но с волосами цвета сажи и кудрявыми, будто овечье руно…

Я описываю других оставшихся в живых членов экспедиции, не забыв упомянуть о «слепых» рыбьих глазах, которые, однако, видят, и о шершавом языке. А еще о том, что они могут сойти за безумцев или Песенников.

Он придвигает табурет и садится передо мной, смотрит глазами, похожими на капли смолы, в которых я ничего не в силах прочесть.

Я присаживаюсь на столе, на котором высятся рассортированные в деревянные коробочки безделушки.

— Есть и еще одна вещь, которой обладает всякий хороший купец и за которую я тоже отдал бы золото. Это известия. Известия о людях, которых я описал. Может, они появлялись здесь или в каком другом месте? Может, продали или совершили нечто странное? А может, это их продали? Знаешь что, Копченый Улле? Я дам тебе этот гвихт. Как аванс. Если не узнаешь ничего, отдашь его мне, — я улыбаюсь так сладко, всеми зубами, словно волк.

А потом мечу монету в бревенчатую стену.

На самом деле это несложно. Вопрос стабилизации броска и начальной скорости. Ну и запястье. Еще нужно знать, что золото — мягкий металл. Монета никоим образом не перерубит древесные волокна. Просто нужно метнуть в горизонтальную балку — тогда она войдет между волокнами.

Однако произвожу впечатление. Добрые люди из другой комнаты сталкиваются в дверях, но замирают при виде повелительно воздетой руки владельца конторы.

— Пряного пива, — говорит Копченый Улле. — Холодного. Прямо из колодца.

Значит, мы уже друзья. Попиваем напиток, в котором драгоценные приправы перебивают сивушный дух.

Улле вынимает нож, и через некоторое время ему удается выковырять гвихт из балки. Внимательно осматривает его, после чего бросает на чашку весов и постукивает базальтовыми гирьками.

— Если в будущем станешь мне платить, не втыкай всего в стены, — бормочет.

Потом ведет меня узким проходом между избами. Здесь смердит мочой, прогнившие доски под ногами чавкают в грязи.

Потом он приказывает ждать. Я стою на маленькой улочке, слушаю псов, что лают за частоколом двора, и меланхолически раздумываю, происходит что-то или Копченый просто пытается меня надуть.

Наконец открывается одна из створок, и меня приглашают внутрь.

На подворье растет несколько плодовых деревьев, на траве поставлены стулья и столик. Копченый ждет вместе с приятелем — сморщенным дедуганом с кадыком, так сильно торчащим из обвисшей шеи, что на нем можно повесить шляпу. Это Мальфаст Летящий Камень. Честной муж, который знает все о странных невольниках.

Я сажусь с ними, получаю зеленоватую чару из толстого, пузырчатого стекла, мне торжественно наливают что-то отчаянно зеленое и пахнущее, как сироп от кашля.

Мальфаст хлопает в ладоши, и двое слуг отворяют врата дома, который я сперва принял за исключительно длинный сарай. Выводят довольно высокую женщину, по самую макушку закутанную в красный плащ с глубоким капюшоном.

Я молчу.

С нее снимают плащ. Под ним — девушка голая; у нее совершенно белая кожа, покрытая сложной геометрической татуировкой, черной и красной. Длинные волосы цвета снега, завязанные узлом. Она открывает татуированные веки, и я вижу белые глаза; сквозь белизну просвечивает красная радужка. Ровный хребет узкого носа тянется почти вертикально, девушка выглядит совсем как змея.