Ночной театр

Но самым важным в списке была кровь. Как угадать, какие швы разойдутся, а какие уцелеют, откуда нежданно ударит струя?

Хирург убрал пробирки с кровью в коробочку и передал мужу аптекаря.

— Скажете в банке крови, что я пациент лечебницы. Попросите четыре пакета. Если дадут больше, значит, возьмете больше. Проследите, чтобы они проверили совместимость. Кровь должна быть моей группы и резус-фактора. Первая отрицательная. Я вам тут все записал. Ее можно переливать кому угодно.

С этими словами хирург достал из сейфа небольшую пачку перехваченных резинкой банкнот, пересчитал и протянул мужу аптекаря.

— Надеюсь, этого хватит на все.

Мужчина покосился на окно.

— И вот еще о чем я хотел вас спросить: разрешите ли вы ей остаться здесь, пока вас не будет?

Мужчина переступил с ноги на ногу.

— Мертвецы не причинят ей зла, — стараясь казаться убедительным, продолжал хирург, — уж это я могу вам обещать.

Муж аптекаря нервно почесал ухо, повертел в руках список покупок и обреченно кивнул, поскольку явно не привык к сложным поручениям.

— Мне пора, а то до рассвета не управлюсь.

Мужчина зашел в дальнюю комнату, взял из шкафа простыню, тихонько выскользнул в коридор, стараясь держаться подальше от мертвецов — настолько, что шарахнулся от учителя, когда тот шагнул к нему, пытаясь поблагодарить. Во дворе лечебницы лежала гора старых бамбуковых палок. Муж аптекаря взял палку, помахал ею, чтобы убедиться, что она прочная, и привязал к ней простыню — получилась импровизированная сумка. Взял велосипед, подошел к жене, что-то сказал и уехал. Хирург проводил его взглядом. Железнодорожная станция была в нескольких милях от деревни. Даже если звезды встанут как нужно, до города на поезде около двух часов.

Хирург подошел к аптекарю, та по-прежнему сидела на плоском камне, куда усадил ее муж.

— Вы устали. Поздно уже.

Девушка таращилась в темноту. Хирург прогнал комара со своей шеи.

— Вы не обязаны дежурить со мной в операционной. Я прекрасно понимаю, как это трудно.

Тарахтенье велосипеда смолкло вдали.

— Но если вы все-таки готовы мне помочь, я буду очень рад. Я использовал половину инструментов и простыней, а ведь впереди еще две операции. Не могли бы вы постирать и прокипятить их, пока я буду оперировать пациентку? Вам совершенно необязательно всю ночь оставаться на ногах, я этого вовсе не требую. Запустите автоклав и поспите в дальней комнате. А я, как закончу, вас разбужу.

Девушка ничего не ответила. Хирург сел рядом с ней на камень; суставы его привычно хрустнули.

— Как бы не пришлось поутру проводить четвертую операцию — менять себе колени на смазанные маслом шарниры.

Аптекарь слабо улыбнулась.

Он отдавал себе отчет, что ждет от нее слишком многого. Нечестно требовать, чтобы она отринула собственные страхи и сомнения потому лишь, что он возомнил, будто бы сумеет воскресить мертвецов. Лучше отправить ее домой.

Но не успел он заикнуться об этом, как аптекарь сказала:

— Что, если это ошибка, сагиб?

— В смысле?

— Тот человек сказал, что ангел запретил ему покидать пределы деревни. Вас это не смущает?

— Смущает, отчего ж. Даже если ваш муж привезет все, что я наказал, этого вряд ли хватит. Но что поделать? Приходится работать с тем, что есть.

— Простите меня, сагиб, но я не это имела в виду. Я о том… что все должно оставаться в тайне. Вот что меня смущает.

— Что вы хотите сказать?

— Они нарушают закон. Мертвец, конечно, этого не говорил, но он прекрасно понимает, что происходит. Он знает, что мертвые не имеют права вернуться в мир живых. И вынуждает нас тоже преступить закон. Что, если их направил к нам какой-нибудь злой дух вопреки воле бога? И грешно помогать им? Мне страшно, сагиб. Я не имею никакого права задавать вам такие вопросы, но все же: что будет с нами? Вдруг нас накажут вместе с ними?

Хирург посмотрел на небо. Оно казалось обугленным, словно там, в вышине, совершили жертвоприношение. В юности, ставя под сомнение все, чему его учили, он гадал, каким же образом астрологи разглядели средь звезд всех этих тварей — овнов, скорпионов и рыб. Ему виделась в звездах лишь немая угроза — в том, как эти крапинки светились в небе, обманчиво-неизменные из ночи в ночь, готовые в любой миг осыпаться на землю.

— Спросите любого священнослужителя, и он скажет, чего именно ждет от вас бог. Как молиться, как поститься, как одеваться, какие амулеты носить. А потом спросите другого — хоть имама, хоть пастора, — и послушайте, что он вам ответит. Многие прикидываются, будто знают, чего хочет бог. Вот только сам он молчит.

— Но тогда откуда нам знать, что делать, сагиб? Откуда нам знать, что мы не совершаем ошибку?

— Этого мы не знаем, — с ожесточением, удивившим его самого, произнес хирург. — И знать не можем. В том-то и загвоздка, и не только в такой ситуации, как сейчас, а вообще. Мы лишь надеемся, что, пока живы, найдем-таки истину, включим волшебную лампочку, и все неверные пути исчезнут. А до той поры нам остается лишь брести наугад сквозь тернии, стараясь не споткнуться.

— Так, может, лучше оставить все на волю случая, сагиб? Как будет, так будет. Зачем что-то менять?