Ночной взгляд

Валере здорово влетело за бардак в доме и особенно – за помятую машину. Отец сказал, что ремонт Валера будет оплачивать сам, и наказанный сын познал все прелести работы в известной сети быстрого питания. Еще и курьером подрабатывать пришлось, потому что отец велел восстановить семейный транспорт в максимально короткий срок.

Валера, кстати, совершенно бросил пить, а затем и вовсе стал сердитым вегетарианцем. Санек со Светкой расстались окончательно, и Светка тут же выскочила за кого-то замуж. Сам Санек бросил институт, устроился работать, и следы его затерялись. Виталик же совершенно неожиданно ударился в религию, отрастил жидкую отшельническую бородку, и общаться с ним стало совершенно невозможно.

Кирюху долго лечили и почти вылечили. На память о произошедшем у него остался логоневроз – часто, пытаясь что-то сказать, Кирюха морщится, комкает рот и надрывно мычит. Собеседникам становится неловко, а Кирюха, разлепив наконец непослушные губы, продолжает разговор как ни в чем не бывало.

Как ни странно, он единственный из всей компании все еще приятельствует с Валерой. Но видятся они редко, хотя дачи их родителей по-прежнему находятся в соседних кооперативах. Оба так никому и не рассказали, что же предшествовало Валериному позорному бегству из леса, и куда они в итоге дели камень. И что, в конце концов, случилось потом с Кирюхой.

Больше ни к кому из них по ночам никто не приходил. Но компания, такая дружная, веселая и легкая на подъем, развалилась.

И это самое обидное.

Бусы

Эта странная история произошла в те времена, когда Всемирная информационная паутина только начинала опутывать нас, и дети гуляли во дворах, а не в социальных сетях. Тогда новости о том, что во дворе что-то случилось или случается – прямо сейчас, – расползались быстро. Даже если речь шла о чем-то совсем незначительном – белейшая собачка томной Ларисы Павловны из второго подъезда порезала лапку, на гараже появилась новая надпись, дворовый пьяница оккупировал песочницу и воет там о чем-то, к Костику из четвертого подъезда приехала бабушка из другого города, и она странная, в «хозяйственном» сегодня – санитарный день, а толстому капризному Саше купили новый велосипед с оглушительным звонком… Слух разносился моментально, но при этом – соблюдая загадочный возрастной ценз. Он предпочитал отчего-то или тех, кому меньше восемнадцати, или тех, кто старше шестидесяти. А если в курсе были и те и другие, то это означало, что скоро информация просочится к промежуточным поколениям, потому что она – важная.

Вот и в тот день, довольно жаркий для раннего июня, весь двор моментально облетела новость, что Ленка и Олька нашли интересное. Настолько замечательное и даже прекрасное, что они никому находку не показывают. Дворовый молодняк был заинтригован. Олька с Ленкой, русоголовые сестренки-погодки незначительной внешности, копошились под кустом чубушника у четвертого подъезда, перешептывались и опасливо озирались по сторонам, глаза у них горели, а кармашки что-то заметно оттопыривало. Было также замечено, что обе внимательно рассматривают траву под ногами и копаются то в лопухах, то в подорожнике.

Понаблюдав за ними, остальные дети тоже приступили к поискам неизвестно чего. Они находили пивные крышечки, гайки и гвоздики, тряпочки, белые комки жвачки, похожие на крохотные облачка, бумажки, сигаретные пачки и вещи не совсем приличные. Из интересного нашли только несколько монет и старый значок – октябрятскую звездочку с младенцем-Лениным. Но это было совсем не то.

Самые решительные мальчишки, кратко посоветовавшись в кустах, быстрым шагом направились к чубушнику, под которым паслись Олька и Ленка. Сестренки заверещали и даже попытались отогнать конкурентов палкой, но мальчишки поднажали, и Ленка с Олькой, обиженно скуля и придерживая карманы с неизвестным ценным грузом, отступили к подъезду. Победители немедленно приступили к поиску сокровищ под чубушником, но, как ни странно, не обнаружили ничего, даже пивных крышечек.

Олька с Ленкой сидели на ковре в большой комнате, «зале», как называла ее мама. Восхищенно перешептываясь, они перекатывали что-то с ладони на ладонь, разглядывали, роняли на мягкий и пыльный ковер и снова поднимали. То ли освещение в «зале» было такое, то ли сестренки действительно немного побледнели, а их водянисто-серые глазки слишком уж ярко блестели. Олька и Ленка были похожи на кладоискателей, которые наконец запустили руки, дрожащие от усталости, голода и непременных приключенческих болезней, в сундук с потускневшими драгоценностями.

– У меня шесть, – не сводя глаз с сокровищ, сообщила Олька, и ревниво спросила: – А у тебя?

– Восемь, – коротко ответила Ленка и вся надулась гордостью.

Взрослые галдели на кухне, там что-то стукалось, плескалось и вкусно шипело. Праздновали именины отчима: глянули сегодня в старый отрывной календарь и узнали, что у Александров именины.

Ленка вдруг поняла, что лопнет, если не похвастается.

– Мам! Ма-ам! Мам!..