Ночной звонок

— Сложная ситуация, Василий Харитонович, — вздохнул Белов и преобразился, разом стал иным, каким-то очень добрым и озабоченным, глубоко переживающим события, располагающим к дружеской откровенности, товарищеской поддержке. — Варламов начал расследование в мое отсутствие. Когда я вернулся, не стал мешать. Майору я верил всем сердцем. Опытен, умен, старый работник. Но что он делает? Вот съездил в Пудем, привез убежавшую девушку. Ту самую, из-за которой произошла драка. Говорит, помнит парней, избивших Бушмакина: один — статный, красивый, другой — плюгавый и жиденький, совсем еще юный. Мало ли в городе высоких и красивых, убогих и юных. И все-таки их надо было искать, именно этих, может, даже повозить девушку по общежитиям, клубам, Домам культуры, на предприятия, стройки, к примеру. А Варламов? Завел новое дело о махинациях в магазине — по показаниям этой самой девушки. Распыляется, рассыпается горохом по паркету. Я понимаю, есть сигнал о мошенничестве — надо заводить дело, принимать меры. Но наша задача в данной ситуации совсем другая — изловить преступников, подрубить под корень обывательские измышления о каких-то бандах, орудующих в городе на глазах милиции. Понимаете? И не только сам Варламов погнался за мышью, а не за лисицей-сестрицей. Он и Пушина, своего помощника по угрозыску, по той же тропке пустил. Я не жалуюсь, нет, не жалуюсь. Просто хочу поделиться своими соображениями, чтобы, согласовав, принять меры. Так вот. Пушин действует в том же духе, хотя и по другому направлению: торчит днями и ночами в общежитии строителей, гоняется за пьяными, выслеживает на стройплощадке расхитителей кирпича, красок, олифы, паркета, копается в каких-то фиктивных нарядах-парадах. Повторяю: все это нужно. Но разве сейчас от нас этого ждут — в министерстве, в обкоме! Воров, жуликов мы ловим и будем ловить. Но нам убийц нужно достать. Добраться до них надо во что бы то ни стало. Я собираю все силы в один кулак, а Варламов сует растопыренные пальцы то в одну дырку, то в другую. Причем нельзя и обвинить его в том, что он ничего не делает. Нельзя. Он работает. Но как работает?

Белов незаметно впал в пафос. Подполковник слушал его с большим вниманием, изредка кивал головой.

— Понимаю, понимаю...

Уловив в молчании и односложном поддакивании подполковника скрытое неодобрение, капитан осекся, загнал палец за ворот кителя, с досадой покрутил головой.

— Надеюсь, вы правильно поняли меня, Василий Харитонович? Думаю взять дело в свои руки. Полностью. Иначе нельзя. У Варламова притупилось чувство ответственности. Да и на пенсию собирается, в любое время может подать заявление. Вот и возится помаленьку, отбывает время-бремя. Уйдет — оставит дело незавершенным. И нам все равно придется прийти к вам и сказать: преступников не поймали.

— Значит, уже поднимаешь руки вверх, подставляешь лоб, капитан Белов? — усмехнулся подполковник.

— Ни в коем случае, Василий Харитонович! — энергично запротестовал Белов. — Наоборот. Полон решимости действовать. Но надо убрать с пути помеху.

— Помеха — Варламов?

— К сожалению. Мне в отделении нужны не созерцатели, а оперативные работники — навалистые и хваткие. Майор Варламов тоже был когда-то ярым и бравым. Но годы, годы... Не те годы. Все будем старыми. Придет срок — и нам придется уступить дорогу молодым.

— Ну, вы едва ли кому уступите дорогу и в семьдесят, — засмеялся подполковник. — Неужели Варламов так уж стар? Сколько же ему лет, я что-то не помню?

— Точно и я не знаю. Возраст пенсионный — это точно. А мне бы работника помоложе. Шустрого и исполнительного. Чтоб у него под руками все кипело и шкварчало.

— Кипело и шкварчало, — повторил подполковник. — Но бывает и так: много визгу — шерсти мало. А о Варламове... Вот мы сейчас справимся в отделе кадров, — подполковник взглянул на разноцветные телефонные аппараты, снял белую трубку. — Михаил Алексеевич? Здравствуйте. Говорит Барабанов. Михаил Алексеевич, на тебя жалоба, говорят, ты не знаешь своих подчиненных. Иные из них уже давно достигли пенсионного возраста, а ты их держишь на высоких должностях вместо того, чтобы отправить на заслуженный отдых. Кто жалуется? Да я же, я, собственной персоной. Короче говоря, интересуюсь Варламовым из райотделения. Да, да, майором Варламовым. Говорят, ему пора выходить на пенсию. Посмотри, пожалуйста. Нет, нет, не обязательно сию минуту. Просто надо бы выяснить, сколько человек отслужил, каков возраст, не пора ли на пенсию. Да, завтра позвони мне. Что нового? Ничего нет, говоришь. У нас тоже новостей нет. А? Нет, с Бушмакиным и Ермаковой не завершено. У-ва-жа-е-мый Ми-ха-ил Алек-се-е-вич, — по слогам протянул подполковник, — хоть бы ты не теребил сердце этими вопросами. Нас уже и Москва об этом запрашивала, а мы ни «бе» ни «ме», сидим, как любит выражаться капитан Белов, на манер пушкинской бабы-дуры у разбитого корыта. Не по зубам орешек, выходит, — Барабанов покосился на Белова, покачал головой. — Хорошо. Ну, до свидания.

Положив трубку, подполковник сказал:

— Бушмакин и Ермакова в зубах завязли у всех. Пора бы уж кончать.