Ночной звонок

— Конечно, можно. Это не возбраняется.

Потом был концерт. Музыка, балет, песни. И художественное чтение. Было что посмотреть и послушать. Рядовой батальона аэродромного обслуживания буквально озадачил Игнатьева. Он читал стихотворение Константина Симонова «Убей немца». Читал просто, в какой-то замедленной манере, будто он нетвердо знал строфы, но это-то и подкупало. Стихотворение воспринималось особенно остро. И еще была тревога: вдруг этот баовец не вспомнит следующее четверостишие? Будет жаль и его, и всего вечера. Нет, не забыл солдат, таков был продуманный прием чтеца.

«Да, да, — подумал про себя старшина. — Так и нужно читать. Здорово получается. Впечатляет».

Потом трио девушек из того же батальона аэродромного обслуживания спело о том, что идет война, что мир — мечта каждого советского человека, но весь народ станет счастливым лишь тогда, когда на родной земле не останется ни одного фашистского захватчика.

7

Утро выдалось веселое, мягкое. Пахло травами и еще чем-то неуловимым. Игнатьев, умывшись по пояс, долго вытирался полотенцем, прислушивался к голосам птиц. Над домом, где располагалось фотоотделение, пролетел аист и скрылся за ближайшим холмом.

На пороге своей комнатки появилась младший сержант Цветкова.

— Доброе утро, товарищ старшина, — поприветствовала она Игнатьева.

— Доброе утро, — ответил тот. — У вас так заведено, или еще почему?

— Что?

— Да никто на зарядку не вышел.

— Легли поздно.

— Для меня все здесь внове. Не могли бы вы, Маша, меня просветить? Хотя бы схематично нарисовать весь процесс обработки данных воздушной разведки.

— Пожалуйста. С утра летчики улетают в разведку. Или на бомбометание. На одном из самолетов устанавливается аэрофотоаппарат. Пленка у нас в ящиках, что в углу комнаты. Заметили?

— Да, да, обратил внимание.

— Аппараты эти всегда устанавливал сам капитан Егоров. Недавно застрелился…

— Я слышал. Говорят, из-за женщины…

— Нет, у него жена есть. Врач, в санчасти работает.

— Что же его заставило пустить себе пулю в лоб?

— Кто его знает… Несколько срывов было в фотоотделении. Началось это, еще когда к Днестру подходили. — И Маша замолчала.

Игнатьев не стал расспрашивать о Егорове, о срывах, начавшихся на подступах к Днестру. Он даже сделал вид, что самоубийство есть самоубийство, акт малодушия, что же о нем много толковать. Сказал:

— Пошли, Маша, дальше. Установил капитан Егоров аппараты, и что следует за этим?

— Летчики возвращаются с задания, мы снимаем кассеты, везем сюда проявлять. Делают это Косушков и Шаповал. Проявляют пленки и сушат. Потом Косушков печатает снимки. Если фильмов много, помогаю я. Миронов и Весенин составляют снимки перекрывающимися местами, получается маршрут полета. Тогда начинается дешифрирование. Тут все отдается в руки Весенина. От него зависит почти все: что обнаружит на снимках, то и есть данные разведки…

— А если он допустит ошибку?

— Смотря какую. Если пропустит огневые точки, могут поплатиться в пехоте или наши же летчики; пропустит, скажем, танки, особенно если замаскированные, немцам убытка нет — техника сохранится. А нам эту технику выбивать надо. Выбивать. Если неправильно смонтируют или фотосхему задержат, то весь труд насмарку.

— Да… Здорово. Спасибо, Маша. Немного светлее стало в голове. Ну, я пойду.

«Второе горячее место. Весенин… Неправильное дешифрирование — и пожалуйста: понапрасну летят бомбардировщики, зря бьет дальнобойная артиллерия. Нагоняй Егорову. Но только зачем все это Весенину? Спасов — с самого начала войны. Весенина знает тоже с той поры. Нет, что-то у меня ум за разум заходит. Пожалуй, самое верное — проверить, кто с какого времени в части. Не совпадут ли срывы с чьим-либо появлением…»

Игнатьев подшил свежий подворотничок, почистил сапоги бархоткой, прошел в общую комнату. Весенин сидел за столом, ворожил над фотосхемой. Игнатьев заглянул через плечо. На фотоснимках светлые и темные полосы, квадраты и прямоугольники, какая-то рябь…

— Скажите, Весенин, зачем вы обвели эти места тушью? — шепотом спросил Игнатьев.

Весенин задрал голову, поморщился, как от яркого солнца, сказал:

— Точки — это зенитные установки. А вот тут, неподалеку, — бензохранилища.

— Что это за полосы? И вот эти квадратики?

— Полосы — дороги, а кубики на них — автомашины. Видно, наши разбомбили мост, и, пока саперы налаживают переправу, машины ждут… Товарищ майор! Сообщите в штаб: в квадрате «Б-16» мост разрушен, там сейчас затор — автомашин десятка два… Могут послать парочку штурмовиков.

Спасов подошел к столу Весенина, взял лупу, склонился над снимком.

— Верно, затор. В обход они не прорвутся?

— Нет, я искал. Тут насыпь, а слева — кусты. Не пройдут.

Дверь резко распахнулась, и в комнату стремительно вошел полковник и с ним старший сержант.

— Ну как, Весенин, много разыскал?

— Кое-что есть, товарищ полковник. — Весенин не поднялся, только оторвал взгляд от фотосхемы, указал глазами на майора. Дескать, есть и постарше чином.