Ночной звонок

— А, Спасов! Привет! — обрадовался полковник. — Рад тебя видеть. Мне только что шифровкой сообщили, что тебя сюда перевели, а ты уже тут как тут. Ну, теперь и бремя с моих плеч долой. Вечером забегай ко мне, посидим, поговорим. А сейчас я на телефон сяду. Всем хозяйством вылетаем. Штурманы у меня в штабе собрались, ваших данных ждут, наземная разведка уже дала, а вы задерживаете. Весенин, давай.

Через минуту полковник передавал:

— Денисов, скажи штурманам, пусть отмечают. Западнее Васлуя на развилке дорог — шесть тягачей с пушками и живой силой до ста человек. Чуть южнее — в посадке — замаскированные танки, числом до двадцати. По дороге Васлуй — Негрешты — колонна автомашин и тягачей — до сорока. Теперь дай распоряжение истребителям прикрытия и нашим пилотам: пусть перенесут к себе на карты следующие зенитные точки противника и соответственно изменят маршруты. Западнее Хуши, в трех километрах — четыре зенитные установки. Затем еще пара точек западнее развилки дорог. Это в квадрате четырнадцать. Пометил? Скажи истребителям прикрытия, пусть попытаются ликвидировать, но далеко не отходят.

Весенин встал, подошел к полковнику, ткнул пальцем в карту, лежавшую перед ним, сказал:

— Тут, товарищ полковник, в квадрате «Б-16» затор машин. Перед мосточком. Пусть пара «ИЛ»-ов или истребителей пройдутся, чего оставлять?..

«Нет, Весенина, пожалуй, надо исключить. Мог бы и не говорить о заторе. — И Игнатьеву вспомнился высокий берег Днестра, круча, на которую преступник, как видно, без особого труда втащил тело Егорова… — Мог бы справиться с этим Весенин? Мог. Силища видна в каждом мускуле. Но… Не такой человек Весенин».

Полковник, закончив передавать, бросил трубку на рычаг, сказал:

— Спасибо, товарищи, за службу. Но схемы Коробову все равно пошлите. Что-нибудь пригодится для артиллеристов. И для наших соколов схемы не будут лишними на завтра. Учтите.

— Учтем, товарищ полковник! — козырнул майор Спасов. — Сегодня же доставим в штаб.

Полковник ушел. Игнатьев нагнулся к Весенину.

— Кто такой?

— Заместитель командующего корпусом Юрганов.

Работа в фотоотделении кипела вовсю, а с улицы доносились призывные автомобильные гудки и крики:

— Эй, фотослужба! Еще пару фильмов забирайте!

На улицу вышел Игнатьев. Какой-то старшина, видимо механик, передал ему кассету. Игнатьев взял ее осторожно, словно бомбу.

— Новичок? Не бойся, не взорвется. Покурить найдется?

— Возьми в правом кармане, там сигареты.

— Сигареты? Где добыл? — удивился старшина.

«Вот, черт возьми, — выругался про себя Игнатьев. — Не учел, надо на табак перейти, им же сигарет не дают…» — И объяснил:

— Знакомый майор дал, когда из части сюда направили.

Из открытого окна комнаты крикнули:

— Эй, старшина, неси кассету!

Игнатьев поднял глаза, увидел в окне Косушкова. «Как раз, — подумал он, — время и познакомиться. Сейчас попрошусь в лабораторию».

Игнатьев вошел в комнату, передал Косушкову кассету.

— Может, помочь?

— Натаскай чистой воды. В коридоре два бака стоят.

Игнатьев захватил ведро воды, принес в фотолабораторию.

— Посмотреть можно, как проявляешь?

— Можно, да только ничего не увидишь. Обожди лучше на свету, не люблю, когда лишние в лаборатории. Буду печатать, тогда посмотришь.

«Дельно, — подумал старшина. — Подождем печати…»

Он понемногу осваивался: таскал воду со двора, промывал фотоснимки, открывал банки с клеем, переводил на кальку заснятые маршруты. К нему привыкли, и уже только и слышно было: «Игнатьев, помоги фильм развесить…», «Товарищ старшина, добеги до штаба, схемы сдай разведотделу», «Игнатьев, куда ты пропал? Готовь стол для снимков», «Промой отпечатки, раскладывай с Цветковой».

«Ну и работка, — вздыхал про себя Игнатьев, отирая пот. — Неужто каждый день они, как в котле?»

Они не стреляли, не метали гранат, не выскакивали из окопов с криками «Ура!», но где-то на передовой ухали орудия, посылая по их данным на вражеские огневые точки снаряд за снарядом; гудя, шли бомбовозы, и штурманы, склонившись над их фотосхемами, нажимали на гашетки, оторвавшиеся авиабомбы с воем неслись на голову врага. В штабах генералы просматривали их схемы, радиограммы с их данными, следили за перегруппировками войск противника и рассчитывали, куда двинуть свои дивизии, где нанести сокрушительный удар. Вот почему, думал Игнатьев, каждый из них чувствует себя необходимым в огромном боевом организме. Да и он сам, попав к ним, не успевает сделать одно, как надо приниматься за другое. Но ни на минуту его не покидал вопрос: так кто же из них? В каком звене длинной цепи от фотографирования до подачи в штаб данных разведки появляется ошибка? Или — кто враг? Не может быть, чтобы лишь простая халатность. Ведь работают на совесть все. Значит?..

8