Ночные бульвары

- Верно, - равнодушно кивнул Робер. - Вообще, все, что ты говоришь, верно. Ты выглядишь на двадцать восемь, а я лишь по злобе своей даю тебе еще восемь, и мы с тобой - это цветок в каплях росы да развалина, собранные в странном сожительстве.

- Никакого сожительства нет.

- Чудесно, нет и сожительства. Сожительство - это для того, толстого. Уж не господин ли супруг, случайно?

- Супруга у меня нет.

- Значит, любовник.

- Ну, и что с того?

- Ничего.

- Тогда выпьем по маленькой на посошок да разойдемся.

Робер заказал.

- С каких пор у тебя этот любовник?

- Не твое дело.

- Знаю. Просто так спрашиваю. С каких он у тебя пор?

- Нет, ну до чего ты надоедлив. Допрос, что ли, проводишь? По какому праву?

- Никакого допроса. Так, беседуем. Впрочем, если хочешь, можем сменить тему.

- Вот это что-то разумное.

"Верно, сменим тему. Станем говорить глупости - что придет в голову."

Официант принес заказ.

Робер вытащил изо рта мокрый окурок и зажег новую сигарету. Затем поднял рюмку и отпил до половины.

- Ты становишься воздержаннее, - заметила Марианна.

- Нет. Просто бережливее.

- В затруднении?

Он кивнул.

- Плохо живешь?

Он снова кивнул.

- Костюм у тебя неплохой...

- Да, но единственный.

- Чем вообще занимаешься?

- Тем же, чем и раньше.

"Врешь. Ничем ты не занимаешься. И ничего не осталось у тебя от того Робера, который трудился. Ничего, кроме привычки держать сигарету во рту, чтобы освободить руки для кистей и палитры. Ну вот, теперь они у тебя совершенно свободны. Свободны от всего - даже от кистей и палитры."

- Тебе бы к Пикассо за советом сходить... - предложила Марианна после краткого молчания.

- Тайна известна мне и без Пикассо.

- В чем же дело тогда?

- Ну вот, теперь ты становишься надоедливой. Оставь! - Он устало махнул рукой.

- Как хочешь...

Она замолчала, но немного погодя снова добавила:

- И все же жил же ты как-то все эти годы.

- Совершенно верно. Жил как-то. Жил всяко. В последнее время даже с немалыми деньгами в кармане. Но сейчас все кончено. Полный крах.

- И окончательный?

- Скорей всего.

Он выплюнул недокуренную сигарету, подпер голову ладонью и стал смотреть на улицу. Ряды прохожих поредели. За каштанами напротив загорелись зеленые буквы неоновой рекламы, и деревья в темноте стали плоскими и неестественными, словно декорации.

- Ты только не подумай, - сказал Робер, вновь повернувшись к столу, - что я позвал тебя на судьбу свою пожаловаться.

- Я ничего и не сказала.

- Потому что в сущности у меня нет причин жаловаться. Мне даже хорошо. Человеку всегда хорошо, когда ему нечего больше терять.

Она посмотрела на него, но ничего не ответила.

- Разве не так?

Она молчала и смотрела на него.

- Потому что если нечего терять, значит, единственная возможная перемена что-то приобрести.

- Например, вечный покой.

- Да, даже и это. Когда устал - я хочу сказать: устал до предела, - то это не самая страшная перспектива.

- Любишь ты пофилософствовать, - заметила Марианна. - С тех еще пор любишь. И может быть, в этом и состоит все твое несчастье. Потому что в том зверятнике, куда нас с тобой впихнули, коли цел остаться желаешь, так действовать нужно.

- А ты, действующая, чего достигла?

- Может, и немногого, но прогореть еще не прогорела.

- А, ну да: у тебя есть любовник.

- Почему бы и нет! Я тебе девственность свою беречь не обещала.

- Ничего, что любовник староват...

- Разумеется, ничего.

- И довольно дурен собой...

- Тоже без значения. Главное, что состоятелен и верен. На этом свете, милый мой, если чересчур взыскателен будешь, так можешь и без ничего остаться.

- Если б я был таким уж взыскательным, то вряд ли захотел встретиться с тобой...

Он сказал это вполголоса, почти про себя, но эффекта это не уменьшило.

- Слушай - может, я и правда не такая, какой пятнадцать лет тому назад была, но я тебя останки подбирать не звала, и не позволю такому никудышному, как ты, грубости мне преподносить. - Говорила она тихо, но усталый голос приобрел металлический тембр, и движения, которыми она складывала перчатки, были нервными и отрывистыми. - Так что до свиданья.

Марианна встала. Она хотела взять со стола сумку, но Робер поймал ее за руку.

- Обожди. Дай сказать пару слов, а потом можешь уходить.

- Мне некогда. Я пошла.

- Марианна, не устраивай сцен. На нас смотрят.

- Что ж тебя это так волнует? Тебе ведь нечего терять, - поддела она его, однако присела на краешек стула.

- Я понимаю, что обидел тебя, но сказал это совершенно машинально.

- Сорвалось с языка то, что думал.

- Ну да, да - я так думал. А если что-то думаешь - что проку это скрывать.

- Ну вот, я и пошла...

Робер посмотрел на нее. Потом пожал плечами.

- Можешь идти. Уходи, если хочешь. В конце концов этим все решается...

Марианна потянулась за сумкой и уже хотела снова встать, но задержалась на мгновение и спросила:

- Ты хотел сказать мне пару слов...

- Забыл уже, - пробормотал Робер и потер рукой лоб. - Не подумай, что притворяюсь - правда забыл.

- Ну, нет - это уже слишком. Держишь меня, якобы чтобы что-то сказать, а теперь я же должна тебя специально уговаривать, чтоб ты это сказал.