Ночные голоса

Но ведь этот доктор Леонид Гдальевич Аркус жив и здравствует! И работает в той же самой больнице, и у него жена и двое маленьких детей, и он и сейчас еще, как может, помогает многим таким, как ты. Что, на Лубянке не получают книги, изданные за рубежом, или не умеют их читать? И кто тебе дал гарантию, что твой доктор после такой твоей аттестации не последует сам туда, куда Макар телят не гонял? Ведь на простом, человеческом языке это же называется донос! И худший вид доноса — на человека, который, может быть, тебя и спас в конце концов. Неизвестно еще, как бы все повернулось, если бы ты сразу попал не в 13-ю психбольницу, а в «особый» режим: и не таких орлов там ломали об коленку, когда в том была нужда.

Выходит, значит, так: выходит, каждый обязан быть счастлив, если его призовет великое дело, а еще более того — великий человек, поднявшийся на это дело? А те, кто не понимает своего такого счастья — тем хуже для них? О, это мы знаем, это мы проходили… «Мы все глядим в Наполеоны: двуногих тварей миллионы для нас орудие одно…»

Должен сказать также, что этот доктор — мой единственный друг с детства, еще с пятнадцати лет, и друг, сохранившийся вплоть до сегодняшнего дня. Не буду много распространяться о нем: по какому-то извечному предрассудку, все мы обычно стесняемся сказать громко, вслух, да еще так публично, доброе слово о живом человеке, тем более, о близком человеке. Скажу только, что это замечательный, истинно «земский» доктор, которому множество людей обязаны либо выздоровлением, либо возможностью хоть как-то и дальше жить.

Когда я, не на шутку расстроившись в связи с этой публикацией, показал ему книгу его бывшего пациента, реакция его была проста:

— Да не переживай ты так, Петрович! Обойдется… Ну, а если не обойдется… Что ж…. Лекарь — он и в «зоне» лекарь. И там, Бог даст, не пропадем…

И действительно — обошлось. Может быть, КГБ действительно не заметил этой книги, а может быть, и где-то там, за кулисами, помог доктору кто-то из сильных мира сего — сколько их, таких влиятельных, таких пузатых, вальяжных, прошло к тому времени через его руки! Кто тайный алкоголик, кто тайный наркоман, а у кого сын шизофреник, а у кого жена эпилептичка, а у кого теща в маразме, нельзя ли чем помочь…

А я сейчас радуюсь тому, что в нашей новой Конституции, оказывается, есть пункт: Президентом России может быть лишь человек, последние десять лет своей жизни живущий здесь, в стране. И радуюсь, что Владимир Буковский в связи с этим заявил: ноги его больше в России не будет никогда… Ну, и слава Богу! Чем-чем, а кандидатами в Наполеоны нас Господь не обидел. С теми, кто есть, хоть бы разобраться, а уж про новых жаждущих, да еще оттуда, и говорить не приходится. Был уже один такой случай: дорого нам потом стоил тот «запломбированный вагон».

Общество книголюбов

Собирать книги я начал еще с детства и никогда потом этого занятия не оставлял.

Свидетельствую — не легкое же это было когда-то увлечение! Это сейчас все легко: пошел по лоткам и развалам, были бы деньги — все найдешь. А тогда — и сорок, и двадцать, и десять лет назад — нужны были не только деньги, но прежде всего удача, фарт, связи, талант, наконец, чтобы добыть именно то, что ты хотел.

Помню, сколько огорчений и тайных слез доставляло моей дочери, когда ей было лет девять-десять, что у нас в доме были только «Три мушкетера», но не было «Двадцать лет спустя». И каким же неумехой, растяпой и вообще никчемным человеком чувствовал я себя, когда она, прочтя в очередной раз этих своих «Трех мушкетеров», опять спрашивала меня:

— Ну, почему ты не купишь мне «Двадцать лет спустя»? Ты же обещал! Ну, хотя бы на день рождения мне купи…

А тогда, в то время в конце 70-х, мне вообще казалось, что вся жизнь вокруг не иначе, как сговорилась, чтобы убедить меня в собственной моей никчемности. Я как раз осваивал тогда автомобиль, учился в автошколе, и, Боже мой, никогда ни до, ни после того я не ощущал себя таким идиотом! Полным, круглым идиотом, единственным таким на всю Москву…

Учил меня водить машину инструктор этой автошколы — высокий рыжий детина лет тридцати, костистый, жилистый, малость приблатненный, наколки на руках, кепочка, сигаретка, намертво приклеенная к нижней губе. Ну, и текст, конечно, соответствующий: только ненормативная лексика, иных слов-то он, наверное и не знал… А учил, тоже особо не мудрствуя: вокруг Велозаводского рынка, от ларька к ларьку, от магазина к магазину:

— Стой тут, профессор. Пойду, гляну, что дают. А ты бы сгонял пока за «пузырьком», а? Чего зря сидеть… Мы с тобой и так уже полчаса переработали. А что? Законно! Сверхурочные мне, по-твоему, полагаются или нет? Машину только запри, когда пойдешь. Тут всякого народу полно…