Ночные грехи

Меган вылила виски в кофе и добавила туда сливки. Напиток был горячим и крепким. Она быстро согрелась и, наконец, избавилась от дрожи. Посмотрела на порез на руке, напрягая глаза в тусклом свете. Перочинный нож оставил неглубокую ранку, на которой запеклись капельки крови. Несколько пушинок от варежки приклеились к порезу. Ничего страшного, но лейкопластырь не помешал бы.

— Зачем ждать три года, чтобы отомстить? — спросил Митч.

— Я не знаю. Возможно, столько времени потребовалось, чтобы созрел план или чтобы хватило ума.

— Он проводил занятия в церкви вечером, когда Джош исчез.

— Возможен сообщник — популярное мнение.

По телевизору Клиф Кловен дергался в безумном танце, словно кто-то поразил его током высокого напряжения. Сигарета барменши прыгала у нее в зубах, она злорадно ухмылялась. Волна дрожи снова накрыла Меган, и она сделала большой глоток своего напитка.

— Ты тоже был у Флетчера, Шеф, — заметила она. — Почему же передо мной ты выступаешь в роли адвоката дьявола?

— Потому что он мне нравится.

— Отбросив подальше твои врожденные порочные наклонности, я должна предположить, что у тебя была причина быть там.

Митч небрежно пожал плечами.

— Просто поразнюхать вокруг. Флетчер одержим церковью. Во всех трех посланиях упоминается грех. Джошу не нравился класс религии.

— Кто бы обвинил его в этом, если учителем в его классе был Флетчер? — дрожа, сказала Меган. — Альберт Флетчер довел бы до мурашек даже мастера ужасов Винсента Прайса.

— Я вернулся к определению, которое ему дал Нуги в тот вечер, когда исчез Джош, — сказал Митч. Он таскал арахис из корзиночки, которая стояла на столе, раздавливал кожуру пальцами и бросал орешки в рот. — В нем нет ничего, чтобы вызвать подозрение.

На первый взгляд в Альберте Флетчере не было ничего, что указывало бы на него как на автора записок. Он имел специальность, был образованным и уважаемым членом сообщества, вовсе не таким, каким большинство людей представляют облик педофила. Но кое-что в нем могло бы точно подойти. Обязанности Флетчера в церкви давали ему возможность находиться в непосредственной близости с детьми. Его авторитет и влияние в Святом Элизиусе трансформировались в доверие в глазах детей и взрослых.

Но вряд ли он шел первым в списке людей, готовых злоупотребить таким доверием.

— Он знал Оли?

— Не могу представить, чтобы они вращались в одних кругах, но мы проверим. Я поговорю с ним завтра утром сам. — Холт хотел бы иметь возможность поговорить с ним в Управлении уже сегодня ночью, но у него не было права поступить так. Он не мог поехать за человеком, чтобы предъявить ему не более чем собственные догадки и слухи трехгодичной давности. Никто не говорил, что видел его с Джошем где-нибудь, кроме как на занятиях в церкви. Никто не сообщал, что в доме Флетчера происходит что-нибудь подозрительное. Но тем не менее Митч поручил своему человеку следить за домом в течение ночи.

Он вытащил бумажник и бросил несколько долларов на стол. Меган последовала его примеру. Барменша выползла из-за стойки и поковыляла к столу забрать добычу, когда они направились к двери.

— Эй, ребята! Заезжайте еще! — Раздавшийся звук походил на голос простуженного Луи Армстронга.

У Меган перехватило дыхание от холода, когда они вышли на улицу. Даже тепло в желудке от выпитого виски не могло сдержать стук зубов.

— Иис-сус, М-Мария и Иос-сиф, — пробормотала, заикаясь, Меган. Она запустила руку в карман, отыскивая ключи от машины. — Если бы это было не ради Джоша, я думаю, что мечтала бы быть уволенной. Люди не должны жить в таких условиях.

— Закаляйся, будь крепче! Или погибнешь, О’Мэлли, — протянул без тени сочувствия Митч.

— Если я стану еще крепче, от меня будут отскакивать пули, — бросила она через плечо, втискиваясь за руль «Люмины».

Меган принялась уговаривать машину завестись — ежедневный ритуал в последнее время. Она не отводила пристального взгляда от Митча, когда тот садился в свой «Форд». Улицы Оленьего Озера были пустынны, «Синий гусь» оставался единственным открытым в это время заведением. Наблюдая, как уезжает Холт, Меган испытала страшное чувство абсолютной пустоты внутри, как будто оказалась единственным человеком на планете.

Наверное, были вещи и похуже одиночества. Но сейчас, когда она сидела здесь одна холодной, темной ночью, думая о пропавшем ребенке и своем будущем, висящем на ниточке, ей верилось с трудом, что такие существуют.

Запись в дневнике

День 8-й